Призрачные страницы истории

Признание Тирела было сделано им в 1502 г., то есть через семнадцать лет после Босворта и занятия престола Генрихом VII. Обстоятельства, при которых было получено это признание, заслуживают внимательного изучения. Но прежде всего присмотримся к биографии самого Тирела. Он не участвовал в битве при Босворте, так как занимал в это время пост коменданта крепости Гине, форпоста англичан, прикрывавшего Кале — последний оставшийся после Столетней войны в их руках город во Франции. Тирел был едва ли не единственным из ближайшего окружения Ричарда III, который почти не пострадал от перехода престола к Генриху VII. Новый король, правда, первоначально отнял у Тирела две важные должности, но не провел через парламент обвинение его в государственной измене, как это было сделано в отношении других йоркистов. Можно предположить, что Генрих, чувствуя себя еще очень непрочно на недавно завоеванном троне, не хотел окончательно порывать с Тирелом, в руках которого находилась сильная крепость Гине. Менее объяснимо то, что Тирел стал делать довольно быструю карьеру на службе у Генриха, крайне подозрительного, мало кому доверявшего, холодного, расчетливого калькулятора, руководствовавшегося только соображениями собственной выгоды. Вдобавок, если ходили слухи о роли Тирела в убийстве принцев, покровительство со стороны короля могло породить крайне нежелательные толки, что он соучаствовал в убийстве или, по меньшей мере, благосклонно относился и поощрял убийцу. В этих условиях тем более многозначительным фактом является то, что Тирелу стали давать важные секретные поручения. В феврале 1486 г., всего через полгода после Босворта, ему были возвращены и он был пожизненно утвержден в ранее отнятых у него должностях. В официальных документах Генрих именовал Тирела своим верным советником. На протяжении более чем полутора десятилетий после занятия престола Генрихом VII йоркисты неоднократно поднимали восстания. Но Тирел сохранял верность царствующему монарху. Он рискнул на измену лишь в 1501 г., когда йоркистов возглавил представитель свергнутой династии граф Сеффолк. К этому времени Тирел настолько вошел в доверие королю, что вездесущие разведчики Генриха VII, пронюхав об измене, некоторое время не рисковали сообщить полученные сведения Генриху, опасаясь, как бы они не были сочтены наветом врагов на коменданта Гине. Когда предательство стало очевидным, гарнизон Кале в начале 1502 г. осадил Гине, где укрывался Тирел. Его выманили из крепости для переговоров, снабдив письменной гарантией неприкосновенности, и немедленно арестовали. Потом под угрозой смерти заставили вызвать из крепости сына, Томаса Тирела. Их под сильной охраной доставили в Лондон и бросили в тюрьму в Тауэре. Джеймса Тирела вместе с другими йоркистами судили по обвинению в государственной измене и 2 мая 1502 г. приговорили к смерти. 6 мая Тирел и осужденные вместе с ним были обезглавлены на Тауэр-хилле. Однако Томас Тирел, которому на другой день после осуждения отца также вынесли смертный приговор, не был казнен. Более того, в последующие два года ему дали возможность добиться отмены приговора в отношении самого себя и казненного отца (такая же милость была оказана и некоторым другим обвиняемым).

Признание Джеймса Тирела было, по-видимому, сделано незадолго до казни, во всяком случае, после заключения в Тауэр. Генриху в это время было крайне нужно такое признание. На протяжении всего его правления не прекращались восстания йоркистов, некоторые из них формально возглавляли самозванцы, принимавшие имена сыновей Эдуарда IV. Надо было представить доказательства, что оба принца погибли более чем полтора десятилетия назад. В 1502 г. это стало особенно важно, поскольку в апреле, то есть незадолго до процесса и казни Тирела, скончался старший сын Генриха VII, являвшийся наследником престола. Сохранение династии Тюдоров на троне зависело теперь от жизни одного подростка, младшего сына короля принца Гарри (будущего Генриха VIII), что должно было оживить надежды йоркистов.

Заручиться признанием Тирела было для Генриха чрезвычайно важно, но, чтобы подобное признание имело вес, оно должно было, по тогдашним понятиям, быть сделано на эшафоте за считанные минуты до того, как голова осужденного падет под секирой палача. Такое предсмертное признание считалось не подлежащей сомнению истиной — кому охота лгать за минуту до казни, отягощая душу новым смертным грехом. Тюдоры и тогда, и впоследствии умели добиваться подобного признания, причем оно нередко было заведомо ложным, полученным взамен обещания помиловать членов семьи, отменить конфискацию владений и возвратить их наследникам осужденного.