Призрачные страницы истории

Мог ли мошенник сфабриковать подложное «завещание»? Д'Эон смолоду обнаружил склонность к сочинительству, ему принадлежат трактат о государственных расходах, много язвительных памфлетов, книга о французской дипломатии. В 1774 г. в Амстердаме было опубликовано собрание сочинений д'Эона, включающее и несколько работ по истории России, особенно в период правления Петра I. Работы эти очень поверхностные, и, может быть, это объясняет многочисленные ляпсусы в тексте «завещания». Его автор не был знаком с фактами, которых не мог не знать любой русский и тем более — Петр. И, конечно, царю не пришло бы в голову называть русские войска «азиатскими ордами», а православных подданных Турции и Австрии «схизматиками», как их именовали во Франции и в других католических странах. Число таких примеров легко умножить. В тексте «завещания» встречаются и отдельные «планы», которые как-то совпадают с намерениями царского правительства, но о них мог догадываться каждый образованный современник, и для этого не было никакой нужды проникать в «домашний архив» русских императоров. Нужно добавить, что тщательные поиски в реально существующих архивах не привели к обнаружению каких-либо следов такого документа. Вся жизнь д'Эона состояла из цепи подлогов — подложных имен и постов, подложных писем, свидетельств, обвинений и даже подложного пола. Почему бы не быть среди них и подложному «завещанию»?

Лжесвидетели эпохи

Подлоги в архивах

Порой, когда речь шла о подтверждении исторической концепции, не лишенной политического подтекста, фальшивки на время или в расчете на постоянное нахождение в хранилищах внедрялись в архивные фонды. Причем поддельным было не только содержание документа, но и имя его автора, будь то физическое лицо или учреждение. Правда, это крайние случаи; но вообще внесение в государственные, административные или научные архивы бумаг, содержащих ложную информацию и используемых для создания виртуальной истории, является широко распространенным явлением. Мы здесь не говорим о массе непроверенных и неверных данных, которые содержатся в бумагах, передаваемых в архив без всякого намерения вводить в заблуждение, а просто отражавших существовавшие представления и мнения. Кодовый номер архивного фонда, разумеется, никак не может сам по себе служить гарантией подлинности информации, извлеченной из того или иного документа. Но точно так же обстоит дело и с вымышленными сведениями, помещенными в архив с вполне осознанной целью ввести в заблуждение лиц, которые могли бы провести проверку данных материалов, имеющих целью «улучшение» или «ухудшение» прошлого и, тем самым, создание якобы документальной основы, как правило, новейшей виртуальной истории.

Временами такое внесение фальшивок в архивы становилось государственной политикой. Здесь снова можно сослаться на помещение в архивы протоколов допросов жертв ведовских процессов, вымышленный характер показаний которых под пыткой не был секретом, по крайней мере, для части следователей и судей. А уже в XX столетии в Советском Союзе происходило такое же заполнение архивов ложными сведениями в протоколах допросов жертв массовых политических репрессий. Поражает здесь старание следователей, которые, исходя из теории, что признание обвиняемого — лучшее доказательство, стремились угрозами и пытками выбивать явно не правдоподобные, заведомо фантастические показания, а не просто вписывать в протоколы требовавшиеся начальством «признания врагов народа». Ведь о рассекречивании этих документов и беспристрастной проверке никто из палачей и подумать не мог в то время. А если бы кто-либо из них все же допускал такую возможность, то должен был понимать: ложность подобных признаний все равно тогда стала бы очевидной.

Наряду с архивами внедрение ложных сведений нередко производилось в пользующиеся авторитетом научные и научно-справочные издания. Откроем 23 том второго издания Большой советской энциклопедии, изданный в 1953 г., и найдем статью, не имевшуюся ни в предшествующем, ни последующем изданиях. Вот ее текст: «Крякутный (годы рождения и смерти неизвестны) — русский изобретатель XVIII в., построивший первый в мире тепловой аэростат и совершивший полет на нем. Уроженец Нерехты (ныне город в Костромской обл.). Служил подьячим (делопроизводителем) при воеводской канцелярии в г. Рязани. С.М. Боголепов, современник К, в записках, воспроизведенных в рукописях его внука А. П. Сулакадзева „О воздушном летании в России с 906 лета по Р. X.“ (окт. 1819) описывает, что в 1731 К. построил воздушный шар (фурвин, то есть большой мешок), наполнил его дымом и совершил на нем полет. После этого полета К, преследуемый церковниками, ушел в Москву. Сведений о его дальнейшей судьбе не имеется»[2].