Призрачный бал

А утром староста сказал, что лошадка, Манька их серая в яблоках, что последние лет пять была им и ногами и другом, – ночью издохла.

– Сами виноваты. Нужно было ее в стойло отвести, вон буря как разгулялась. Деревья, что щепки, вырывало из земли с корнями. Вот и прибило одной дровиной вашу Маньку!

– И как же нам быть? На новую животину денег нет, – скорбно взвыл Степаныч.

– Не моя это забота, – отмахнулся староста. – Но до темноты вам бы лучше убраться отсюда.

– Может, в поместье найдется работа?

– Наш Захар силами троих мужиков заменить может! Да и бабы чего по хозяйству сообразить сумеют.

– Или в деревне чего кому помочь? – наперебой загомонили артисты.

– Про усадьбу – не знаю, не скажу, а в деревне нахлебников и так хватает. Сами справимся, – сказал, как отрезал, староста, чем убил последнюю надежду. – День долгий, авось и скумекаете чего. А мне с вами вошкаться недосуг.

Староста уже развернулся, чтобы уйти, когда из-за угла дома вышла закутанная в платок женщина.

– Петенька, наши гости уже уходят? Настасья накормила их перед дорогой?

Варя юркнула за спину Захара. Может, хозяйка дома женщина и не злая, да только из-за ее находки ночевала где-то под дождем, а потому Варвара чувствовала себя виноватой.

Староста посмотрел на жену, но ничего не ответил, развернулся и твердой походкой направился в дом. Женщина тенью поспешила следом.

Оставшиеся на улице артисты примолкли. Никто не решался заговорить, хотя у каждого был камень за пазухой, каждый винил в случившемся Варвару, а оттого и бросали косые взгляды на нее, как на татя. Захар почти звериным чутьем уловил грозящую девушке опасность, толкнул Варвару себе за спину и исподлобья оглядел всех. Взгляд его говорил: «Сначала со мной сладить придется…»

– Я… – Он помолчал, а после вдруг заявил таким тоном, будто кто-то пытался спорить. – Я в усадьбу пойду! Может, конягу раздобуду, а к вечеру вернусь! И кто Варвару обижать станет, тому я не позавидую.

Артисты расположились у реки, что текла в паре сотен шагов от дома старосты. Время до вечера лилось густым киселем, порой казалось, что и вовсе оно застыло. Наконец в небе загорелись первые звездочки, а от воды повеяло прохладой.