Призрачный город

— Нет. Ты должна увидеть этого громадного зайца! Как он очутился в городе?

Девушка поднимается и идет следом за мной в мою комнату. Я бросаюсь к окну и с облегчением убеждаюсь, что заяц никуда не делся.

— Смотри! — Девушка подходит к окну, и я показываю ей на животное. Она изумлена.

— Бедняжка, — шепчет она. — Надо помочь ему.

— Помочь? — поражаюсь я. — Зачем? Я убью его, и у нас будет чем позавтракать.

Девушка вздрагивает.

— Как можно быть таким жестоким?

Заяц исчезает из виду, завернув за угол. Я разъярен; все мои нервы взвинчены.

— Удрал!

— Но ведь все в порядке, правда? — говорит она успокаивающе. Моя ярость ищет выхода. Я начинаю плакать от разочарования. Она кладет руку мне на плечо.

— Что случилось?

Я стряхиваю ее руку, но потом, передумав, обнимаю девушку и рыдаю у нее на груди. Она гладит меня по спине, и мне становится легче.

— Позволь мне лечь с тобой в постель, — прошу я.

— Нет, — отвечает она тихо. — Вам нужно отдохнуть.

— Позволь мне спать с тобой, — умоляю я. Она вырывается из моих объятий и отступает к двери.

— Нет! Отдыхайте.

Я иду за ней. Кровь стучит мне в виски, тело напряжено до предела.

— Ты кое-что мне задолжала, — говорю я злобно, — как и все остальные.

— Уходите! — в ее голосе слышатся угроза, отчаяние и страх. Я выхожу за ней в коридор. Она бежит к своей комнате, но я догоняю ее. Я догоняю ее у самой двери. Она кричит. Я вцепляюсь ей в руку. Я медленно выгибаю назад пальцы ее ладони, другой рукой зажимая ей рот, чтобы заглушить крик. Под бледно-розовой плотью хрустят кости. Они ломаются не все сразу, а друг за дружкой.

— Вы превратили меня в волка, — рычу я — А потому — смерть овцам!

Мои зубы впиваются в ее шею, мой нос ощущает аромат ее горла. Я прокусываю кожу, и в мой рот устремляется кровь.

Убивая девушку, я плачу.

Зачем она выпила из меня душу через те раны, которые сама нанесла? Зачем сделала меня волком? Или он сидел во мне с рождения, а боль, которую она мне причинила, лишь выпустила его на волю?

Но она мертва.

Я забыл. Я искал ее в этом милом городке.

И другая — она тоже теперь мертва.

Пускай же моя доля — убивать, убивать, убивать — поглощает меня, пока и, в конце концов, не превращусь в рычащую частичку, безобидную для окружающих, невообразимо малую и тем довольную.

О, Господи Боже, моя проклятая любовь…

Развалины

Мэлдун пробирался по развалинам. Бисеринки пота на его лице сверкали точно бриллианты.

Развалинам не видно было ни конца, ни края. Тут и там взгляду открывались каменные башни, бетонные обломки, пылевые лужи. Неприглядный пейзаж под знойно-голубым небом напоминал прибрежные скалы в час отлива. Ярко светило солнце; в бледных тенях, которые отбрасывали руины, не было ничего таинственного или зловещего. Мэлдун чувствовал себя в безопасности.

Сняв куртку, он уселся на кусок бетонной плиты, из которого торчали ржавые железные прутья. Изогнутые под весьма причудливыми углами, они больше всего походили на скульптуру в честь Пространства-Времени. Да и сами развалины тоже были грандиозным монументом, созданным людьми случайно и в то же время целенаправленно, памятником Времени, Пространству и усилиям, которые потратило на постижение их человечество. Мэлдун заметил, что мыслит как-то беспорядочно. Глотнув из фляжки воды, он закурил сигарету.

В поисках живых он уже довольно далеко углубился в развалины, но до сих пор никого и ничего не нашел. В глубине души он начал жалеть о том, что забрался сюда. Здесь не было и следа других изыскателей, которые отважились испытать судьбу и так и не вернулись домой; никаких тебе царапин на камнях или записок, или клочков одежды, или скелетов. Одни развалины.

Мэлдун поднялся, убрал фляжку и бросил сигарету в трещину между валунами. Он посмотрел вперед, затем обернулся и бросил взгляд назад. Как ни странно, ничто не мешало ему видеть линию горизонта — ни обломки зданий, ни полуразрушенные стены. Впечатление было такое, словно он находится в центре огромного плоского диска, который движется в голубой бесконечности неба.

Мэлдун нахмурился. Солнце стояло прямо над головой. Он не имел ни малейшего представления о том, где лежит начало его пути. Задумавшись над этим, он вдруг осознал, что не в силах вспомнить, меняло ли солнце свое положение на небосклоне и наступала ли вообще ночь. Почему-то он был уверен, что вышел в дорогу несколько дней тому назад. Однако свет вроде бы всегда был таким, как сейчас.

Мэлдун двинулся дальше. Он шел медленно, спотыкаясь, иногда едва не падая, перескакивая с камня на камень, старательно обходя пылевые лужи, хотя причин опасаться их у него как будто не было. Чтобы сохранить равновесие, ему зачастую приходилось опираться на валуны.

Потом он едва не запаниковал; ему безумно захотелось обратно к людям, к упорядоченной паутине улиц, к аккуратным домам и забитым всякой всячиной магазинам. Он с надеждой огляделся и увидел на горизонте ряд высоких, целых на вид зданий — как будто некий дух-чародей услышал мольбы Мэлдуна и сжалился над ним.

Мэлдун прибавил шаг; идти стало значительно легче.