Призрачный рай (СИ)

Каменный монстр встретил как всегда равнодушно, отмахнувшись и послав куда подальше, когда самолет выплюнул мою ленивую ни на что неспособную тушу. А чего я хотел? Гостеприимства? Город чувствовал неприязнь гостя и отвечал тем же. Вполне заслужено. Усмешка невольно скользнула по губам, так же быстро испаряясь, как порывы прохладного мартовского ветра. Он достигал даже задворок моей паршивой душонки. Я натянул кепку и солнцезащитные очки, шагая по тротуару и нервно поглядывая по сторонам. Не до конца понимал своих действий. Впрочем, я уже давно отрекся от себя и желания что-либо менять. Поэтому вновь занесло в этот долбаный Нью-Йорк. К чему бы? Глупо. Риторический вопрос.

Бесконечный поток людей, гул моторов — никаких изменений, как всегда шумно. Даже свинцовые тяжелые тучи смотрят недоброжелательно, посылая противные струи дождя. Всеми фибрами чувствую нарастающую злость, стискиваю зубы и сжимаю кулаки. На доли секунды встречаю отражение в витрине какого-то дорогого бутика, замираю. Привет, бесхребетная мразь. Сглатываю мерзкий комок в горле, толкаю плечом какого-то прохожего и ускоряю шаг, не замечая, как по лицу скатываются капли. Они, шипя, заползают под кожу — внутри становится зябко. Что ж, там давно такая погода. Ничего нового. Даже забавно. Давлю презрительную ухмылку.

Влечение к ней никуда не исчезло, наоборот усилилось с последней ночи в Неаполе. Я действовал безрассудно и необдуманно. Иногда это сопровождалось воздействием наркотиков, застилавших разум туманом. Тогда я бросал все на свете, забывал о своем статусе — на который, кажется, я давно откровенно насрал — и узнавал, где она на данный момент. Ясно не осознавая, что веду себя как помешанный, но внутри почему-то становилось слишком пусто. Неуютно. Я стал ненавидеть себя за такие столь сентиментальные мелочи. Что побудило их? Ее карие глаза, где я впервые не увидел себя? Или уверенный взгляд, устремленный в будущее без нужды в моем присутствии? Я потерялся в датах, числах, не улавливая, КОГДА Ливия стала такой независимой.

Я будто терял добычу. Словно… Добыча обрела волю и способность мыслить самостоятельно, без разрешения хозяина. Точно. Она сняла ошейник и решила убежать из клетки. Разве я позволял? Разве я давал согласие? Чем больше слушал ее ядовито-прекрасный голос, тем больше он отравлял мой давно отравленный разум.

Вся мнимая реальность разбивалась на осколки. Они кружились в вихре: ненавидящий всю жизнь отец, мать, которая пожертвовала семьей, ради осуществления мечты, лживые друзья и особенная девушка, занимающая в сердце больше всего места. Миллионы надрезов — разодранная в клочья душа, истекающая беспрерывно кровью. Я уже захлебываюсь и не могу дышать от окружающей фальши. Этот мир полностью сгнил, нет ничего, что уберегло бы от падения в бездну. За кого держаться? Только одно средство облегчает существование. Только порошок поддерживает жизнь в пустой оболочке.

Останавливаюсь на перекрестке в окружении высоток, потока машин, незнакомых лиц. Они размываются вместе с каплями дождя — я один в гребаном мире. Они превращаются в серые тени и скользят мимо. Набираю один и тот же номер, слыша протяжные гудки. Надоедливый звук вибрирует эхом в каждой клетке, вызывая тупую боль. Он заглушает мир, становясь самой главной целью. Я звоню снова и снова, слушая одну и ту же равнодушную мелодию из одного звука.

Когда накрывает тишина, я на мгновение замираю возле знакомого здания, и смотрю на экран телефона, отсчитывающего секунды. Звуки возвращаются. Вокруг шумит ливень, но она молчит.

— Лив?

Захожу в дом, метая хаотичные взгляды на кремовые стены, и поднимаюсь на четвертый этаж. Память помнит такие детали, поэтому я стою перед дверью ее квартиры.

— Лив, прости, я…

— Я ответила, чтобы сказать одну вещь: не звони мне больше, — голос Ливии обжигает безразличием. Упираюсь ладонью о дверную поверхность с номером 445 и судорожно вздыхаю.

— Лив…

— Я могла бы заблокировать твой номер, но ты бы не остановился, — она тихо вздыхает. — Незаконченные дела требуют завершения. Нам нет смысла общаться, Габриэль. Я должна отпустить тебя.

Чертова дверь… Чертово равнодушие.

— Лив… дай мне еще один шанс, — выдавливаю очередную ложь, лишь бы она не ушла вновь.

Обескураженный смешок ударяет по самолюбию. Пальцы с хрустом сжимаются в кулак, губы превращаются в прямую линию.

— Ты их все использовал, Габриэль. Ты исчерпал свой лимит.

Нет. Ложь. Не ври мне, Ливия. Ты никогда не избавишься и не убежишь. Не позволю.

— Ты любишь меня?

Любишь. Я знаю, что «да». Я тебе дорог, как и ты мне.