Грязные притоны — как главные спутники жизни. «Секс, наркотики, осложнения» — как пел в песне Meds Брайан Молко, испытавший на себе все оттенки зависимости. Из крайности в крайность, грязь никуда не исчезала — свет в таких местах погибал от удушья и пустоты. Мои новые
— Детка, ты что, забыл принять свои таблетки? — напевал сиплый женский голос, пока мое тело распадалось на части. (слова из песни Placebo — Meds)
Ни удовольствия, ни страсти, ни желания — одно безразличие, когда я смотрю в очередное лицо с мертвыми зрачками. Оно ничем не отличается от другого. Стеклянные глаза, холодные губы, глухие стоны — ноль эффекта. Чем глубже погружаюсь, тем больше немеют конечности, леденеют внутренности, застывает сердце. С каждым толчком равнодушие захватывает разум, не оставляя ничего. Демон сидит рядом, довольно улыбаясь: «Ты ведь этого желал? Получай», — вторит тьма в его глазницах. Манящая, зовущая и такая привычная.
Время не имеет смысла и пространства. Этот мир лишен эмоций, поэтому я не ощущаю жгучей боли. Поэтому здесь
Я ору твое имя в жутких кошмарах, ты слышишь мой крик? Ты слышишь, как я зову тебя? Я одержим тобой. Ты сводишь меня с ума, хуже кокаина. Ты… разрушаешь меня, а не порошок. Ты виновата во всем, слышишь? Только ты! Я ненавижу тебя. Я ненавижу себя за чувства к тебе. Я ненавижу весь мир. Подавись своим гребаным светом.
Набираю знакомый номер изо дня в день, прекрасно зная, что она послала меня в блок. Обдалбываюсь с Рори в обществе непонятных личностей, которые так же забили на будущее
Рори тащится от Бетховена. Он рассказывает, какой ох****ый кайф получает, летая в мире под звуки фортепиано и мелодии, написанные немецким композитором. Я не могу терпеть классику, после ухода… Она вызывает только внутренний апокалипсис. Я ненавижу музыку и мне плевать, что играет, когда реальность разлетается. Все равно, какие звуки окружают, чтобы забыться.
В один из летних знойных дней, когда я на считанные часы выбираюсь из лап тьмы, покидая клетку, на одной из улиц ЛА натыкаюсь на кучку людей. Они столпились возле магазина с поддержанными инструментами. До меня долетают обрывки фраз и взволнованные звуки фортепиано. За инструментом сидит молодая девушка, играя третью часть из сонаты № 14. Эти мелкие детали, как назойливые мухи, выныривают из глубин памяти, ведь Арин любила наигрывать часами эти тупые сонаты. Их значение я понимаю лишь сейчас, когда пальцы блондинки стремительно бегают по клавишам, как безумные. Фортепиано буквально просит не истязать бедную душу, когда она сбавляет или ускоряет темп
В тот же день я покупаю рояль, его доставляют в стеклянный дом, размещая в пустой комнате на втором этаже, и настраивают. Нахожу партитуру сонаты № 14 до-диез минор и больше недели не вылезаю из стеклянного дома, разучивая давно забытые ноты Adagio sostenuto. Не знаю, какого черта нашло, но я как обезумевший неумело наигрываю первую часть сонаты, самую известную — лунную. Даже ненавистный рояль вдруг превращается в обычную деревянную груду. Мною движет лишь одна цель —
Довожу до ума ее через месяц, играю мелодию постоянно ночами, лишь иногда отвлекаясь на допинг
Я знаю, почему Рельштаб прозвал сонату «лунной». Он не видел, как и когда писал ее Бетховен, но все передает за себя скорбная мелодия. Ночь — самое прекрасное время суток. Она молчит и слушает, как великий композитор создает великое произведение о страсти и обреченности. Будучи уже глухим Бетховен выразил всю гамму своих противоречивых чувств от ревности до любви в одной сонате, посвященной возлюбленной. Лишенный слуха и преданный любимой ученицей, которая предпочла ему какого-то юного дилетанта. Женщины — противоречивые и непостоянные существа.