Призрачный рай

— Есть история о царе Соломоне. Согласно легенде на его кольце была выгравирована надпись «И это все пройдет». Когда он смотрел на надпись в счастливые моменты жизни, он плакал, потому что понимал — счастье непостоянно. Когда смотрел в тяжелые моменты — он смеялся. Соломон успокаивал себя тем, что говорил: «Ничто не останется таким, каким оно является в данный момент».

Я слушала его голос, прикрыв глаза, и повторяла слова «И это все пройдет».

— Почему ты мне ее рассказываешь?

— Потому что все в нашей жизни переменчиво, Ливия. Только от нас зависит, какой цвет мы придадим переменам. Хотим ли мы страдать и видеть все в серых цветах или способны увидеть в них подсказку, ответ, которого раньше не существовало.

Я приподнялась на локти и посмотрела на его задумчивое лицо.

— Не понимаю.

— Нечего понимать, Ливия. Сегодня так, завтра — иначе. На перемены нужно смотреть, как на опыт. Мы никогда не будем такими, как пять лет назад или десять. Меняемся мы, наш характер, поведение, вкусы. Кто-то стал хуже из-за перемен в жизни, другие наоборот — лучше. Кто-то научился ценить то, что у него есть, а с кого-то спали розовые очки. Нашу судьбу строим мы сами. Мы — строители, и от нас зависит, будет ли это крепость, воздушный замок, уютный домик у моря или обветшалый сарай.

— Ты превращаешься в Конфуция, когда выпьешь? Я поражена, — удивленно шепчу, разглядывая его лицо.

— Забей… Просто иногда хочется кому-то выговориться. Сегодня это ты, — он переводит на меня затуманенный взгляд и убирает с лица упавшую прядь, заправляя за ухо.

— Откуда ты знаешь о легенде?

— От мамы… — его голос обрывается и в нем отчетливо слышится боль, которая отзывается эхом в моем сердце. — Она любила рассказывать разные истории. Петь песни…

— Почему говоришь о ней в прошедшем времени? — задаю вопрос, боясь услышать ответ.

— Она ушла, — сипло произносит Оззи и откашливается. — Знаешь, это не самая лучшая тема.

— Ладно, — я провожу пальцами по его футболке и вздыхаю. — Ты ирландец?

— Нет, — он улыбается и подносит мою руку к губам, оставляя легкий поцелуй.

— Тогда откуда знаешь ирландский? Ты на нем говорил пару раз.

— Мама ирландка, она часто говорила на родном языке, учила меня.

— Вот как, интересно, — я вспоминаю о брошенной фразе и спрашиваю: — Что ты сказал вчера, когда уходил?

Черт, это произошло вчера, а кажется, будто прошел месяц, если не больше.

— А ты как думаешь? — таинственно улыбается Оззи, продолжая невесомо целовать мою ладошку.

— Ну, я не знаю, — задумчиво произношу, поднимая глаза на прозрачный купол. — Прозвучало, как извинение…

— Ты права.

— Ты извинился? — удивляюсь, округляя глаза. Даже в нетрезвом состоянии поражаюсь этой новости.

— Ну да, а что? — хмыкает он в ответ, притягивая ближе к себе за затылок.

— Не делай так, — испуганно бормочу, отстраняясь.

— Почему? — соблазнительно шепчет Оззи, пробегая кончиками пальцев по моей спине.

— Блин, я вообще думала, что ты гей! — громко восклицаю, перебивая музыку, и подпрыгиваю.

— Чо-о-о?

— Да, — я дергаю плечом и усмехаюсь. — У тебя ведь смазливая внешность…

— Ты чо обалдела, колючка? — злится парень, подрываясь резко со своего места.

— Ладно-ладно! Потом я взяла свои слова обратно, когда поняла, что ты бабник! — пячусь, пошатываясь и хихикая, куда глаза глядят.

— Я сейчас покажу тебе, какой я гей, — возмущается Оззи.

Я взвизгиваю и начинаю носиться, как угорелая по странной комнате, но «гейбабник» быстро настигает меня и опрокидывает на белый диван, нависая сверху. Он проводит носом по шее и целует возле уха, что-то бормоча на ирландском. Черт бы его побрал! Я ведь не понимаю!

— Давай не будем делать ничего лишнего.

— Давай без «давай»? — улыбается Оззи, вызывая во мне странные ощущения неведомые раннее. — Сегодня день безумных поступков, помнишь?

— Кажется, я достаточно накосячила за этот день, — смущенно шепчу, смотря поверх его плеча. Невероятно. Как быстро человек может опьянеть и отрезветь. Я ведь четко знаю, к чему это ведет, почему же не отталкиваю его, не ору?

— Сегодня — это сегодня, Лив. Завтра — это завтра.

«Ты делаешь ошибку, Лив. Остановись, пока не поздно».

— Тогда пусть завтра никогда не наступит, — грустно бормочу, ловя на себе его взгляд.

Горячие губы требовательно накрывают мои, комната исчезает и, кажется, будто мы парим под этим куполом в звездах. Все вопросы испаряются, как стыд и другие подобные чувства, остается только одно — удовольствие и желание. Забываю о том, что не умею целоваться и это первый поцелуй в моей жизни. Оззи — первый. Догадывается ли он? Теряюсь в этом водовороте, вихре, не понимая, почему мне нравится. Почему я хочу постоянно ощущать его руки на себе, целовать губы. Почему? Вчера я ненавидела его, сегодня растворяюсь в нирване, забывая про все обиды, издевательства с его стороны. Неужели это правда, что от ненависти до любви один шаг? В моем случае тоже действует такой закон?

Почему я хочу, чтобы это не заканчивалось?

Я смотрю на его губы и думаю только о том, что они созданы, чтобы их все время целовали, и я целую его, чувствуя, как он улыбается.