Призрачный руфер

С таким Габи точно было бы не совладать. В честном бою. Здраво оценив ситуацию, Призрачный решил молча подчиниться и безропотно проследовал в том направлении, куда ему только что указали. Но не успел он открыть дверь, как на него в буквальном смысле свалились младшие Горностаи.

— А, ой! — вскрикнула Ванесса. — Так ты у нас остаешься? Ты в ванную? Подожди, я сейчас специальный пластырь принесу, чтобы рану не намочить. А еще, я тебе покажу шампунь, мой любимый, ведь у тебя такие волосы, им нужен особенный уход!

С горем по полам Призрачному удалось остаться наедине с собой, а Роберту разогнать младших по их спальням. Он как раз перенес в свою комнату раскладушку и начал стелить себе постель, как на пороге его комнаты показался вынужденный гость. Дверь мягко закрылась за его спиной, а Габриэль неловко топтался на пороге, не решаясь пройти дальше.

Старший лейтенант обернулся и тут же выпрямился во весь рост, завороженно глядя на того, за кем весь день напролет гонялся по городу. Майка полицейского болталась на худом, невысоком теле Грассо, напоминая девчачье платье. Мокрые длинные волосы свисали до колен, а большие медовые глаза смущенно и безмолвно спрашивали у хозяина комнаты разрешения войти.

Уставившись на худые коленки, на угловатые ключицы, на которых болталась его майка, Горностай с титаническим трудом разлепил ссохшиеся мужские губы.

— Л… ложись на кровать, — выдавил тот по крупицам, застыв с развернутым пододеяльником в руках. — Я здесь. Буду.

— Я бы на раскладушке, — Призрачный продолжил топтаться на месте. — Неудобно как-то вас стеснять, товарищ начальник.

— Нет. Ты ранен. Я перебьюсь.

Горностай все еще в застывшей позе, держа пододеяльник, проследил за тем, как Грассо оставил на тумбочке свои вещи и ловко взобрался на его кровать.

На его постель.

Он не сразу полез под одеяло, сперва уселся по-турецки при этом поморщившись от боли.

— Повязку не повредил в душе? — недовольно осведомился полицейский.

— Кажется нет, — пожал плечами руфер, спровоцировав падение майки с одного плеча.

Старший лейтенант все стоял и смотрел на него. На коленки в синяках, на длинные, уже ставшие легендарными в их городе волосы, намочившие подушку, на которой каждую ночь покоится его собственная голова.

— Кажется или нет?

— Нет, не должен был.

Не подумав, руфер молниеносно задрал майку, обнажив плоский живот и пупок, показавшийся поверх линии черных боксерок, и уставился на то место, где заботливой женской рукой был наклеен пластырь. В несколько слоев.

— Нет! Все на месте, товарищ начальник! — медовые глаза весело посмотрели наверх и…

— Роберт, — прозвучало хриплое оттуда. — Когда же ты запомнишь мое имя, Габриэль?

Мгновение спугнул звонкий стук в их дверь, из-за которой сразу за этим раздались два голоса:

— Спокойной ночи, Габи!!! Если что, мы за стеной!

— Я за стеной! — повторил Эдик.

— Я тоже! — перебила его сестра и, судя по всему, куда-то ударила, потому что младший Горностай прошипел нечто нечленораздельное.

— Спокойной ночи! — крикнул им Габи, а когда повернулся обратно к полицейскому, тот уже избавился от своей одежды и, приподняв край одеяла, скрыл свое крепкое тело под ним.

— Спокойной ночи, товарищ… В смысле, ну это, Роберт.

Горностай погасил ночной светильник. Он опустил голову на подушку, которую ему выдала сестра. Серые глаза буравили темноту, наполненную ароматом розовых роз.

Откуда? Ведь он точно знал, что Ванесса не пользуется ничем с подобным запахом. Ваниль, киви, иногда сирень. Но никогда и никаких ароматов роз. Розовых роз. Почему он так уверен, что это именно розовые розы?

Через несколько минут, проведенных в тишине, Роберту начало казаться, что его сердце от сумасшествия начинает приподнимать тонкое одеяло, прикрывавшее его грудь. В комнате было невыносимо жарко.

Он сам закрыл окно. Боялся, что руфер… Что Призрачный… Что Габриэль снова сбежит.

Габи. Габриэль. Габриэль.

Габриэль…

— Я Габриэль! Я Габриэль! Габриэль!!! — отозвалось встречным эхом в его голове призрачное воспоминание.

Ничего не изменилось. Почти как тогда, на крыше своего дома, Габриэль сегодня появился в его собственной спальне. Сейчас его волосы покоятся на его подушке. А медовые глаза, наверняка, прикрыты веками и черные как смоль ресницы накрывают их, как самое нежное в мире одеяло. И это правильно. Такие красивые глаза надо защищать. Они не должны смотреть на неправильных людей.

На любых других людей. Как и его руки. Не должны касаться кого-либо.

Как и его губы. Два розовых лепестка со сладким вкусом розовых роз.

— Товарищ начальник, — тишину надорвал тихий вопрос руфера. — Я хотел извиниться за свою выходку на той крыше. Чтобы между нами больше не возникало недопонимания. Я поступил по-свински и прошу прощения за то, что позволил лишнее. Это была вынужденная мера.

Горностай не издал ни звука, поэтому Грассо продолжил:

— Я просто хотел попросить вас не повторять ту шутку.

Роберт, лежа на спине в полуметре от кровати, закинул мощную руку за голову, скинул ногой с себя перегревавшее его крепкое мужское тело одеяло и коротко сообщил:

— Это была не шутка. Габриэль.