Призрачный свет

Тем временем фермеры предприняли свои собственные шаги, чтобы справиться с беспокойством овец. Повсюду были разложены соблазнительные приманки, благоразумно приправленные ядом, с единственной целью — вызвать безвременную смерть непрошенного гостя. Ночь за ночью молодые люди, вооруженные ружьями, сидели и наблюдали, но безуспешно. Ничего не произошло, овец никто не потревожил, и действительно казалось, что таинственный зверь покинул окрестности. Но Джон Бэррон знал, что если собака стала беспокоить овец, то ее уже никогда не вылечить. Если таинственный посетитель, — собака, она наверняка вернется, если еще жива и в состоянии передвигаться; если это не собака, — что ж, может случиться что угодно. Поэтому он продолжал наблюдать даже после того, как общая охота на собаку прекратилась.

Вскоре он был вознагражден. Однажды очень темной и бурной ночью он снова услышал далекий голос в ночи. Голос очень слабо нарастал и стихал, потому что ветер был сильным, и звук должен был идти против ветра. Тогда он вышел из дома с ружьем и занял свой пост на возвышенности над дорогой, ведущей от пустоши.

Вскоре крик стал ближе, а потом еще ближе, пока не стало ясно, что волк покинул вересковые пустоши и приближается к фермам. Несколько собак залаяли, но это был не предупреждающий лай, а скорее робкий лай страха. Затем из-за поворота дороги донесся вой, такой близкий, что Джон Бэррон, отнюдь не робкий и не нервный человек, едва удержался, чтобы не вздрогнуть.

Он молча взвел курок ружья, тихонько выбрался из-за изгороди на дорогу и стал ждать. Потом показалась маленькая сморщенная старуха, которая шла, опираясь на палку. Она ковыляла с удивительной для такой старой женщины быстротой, пока на повороте дороги не столкнулась с ним лицом к лицу. А потом что-то случилось.

Он не был человеком, склонным к фантазиям, и, как правило, не был лишен способности к описанию; но он никогда не мог точно сказать, что же произошло на самом деле. Вероятно, это было потому, что он и сам не совсем это понимал. Он мог говорить только о впечатлении, а не об определенном опыте. По его словам, старуха бросила на него взгляд, полный невыразимой злобы, а затем он, казалось, на мгновение потерял сознание. Это могло быть только вопросом секунды или двух, но за это короткое время старуха исчезла. Джон Бэррон взял себя в руки как раз вовремя, чтобы увидеть, как большой волк исчез за поворотом дороги.

Вполне естественно, что он был несколько смущен своим поразительным опытом. Но в наличии волка сомнений не было. Он только что совершенно отчетливо видел его, хотя и не более секунды. Волк ли сопровождал старуху, или старуха превратилась в волка, он не видел и не мог знать. Но каждое предположение было открыто для многих очевидных возражений.

На следующий день Джон Бэррон провел некоторое время в раздумьях, а потом ему вдруг пришло в голову посетить чащу у вересковых пустошей и увидеть могилу цыганки. Он не ожидал, что там будет на что посмотреть, но все же на это место стоило взглянуть. Поэтому он отправился в том направлении в начале дня.

Чаща занимала нечто вроде небольшой лощины, лежавшей у края вересковой пустоши и густо заросшей мелкими деревьями и подлеском. В нее вела едва заметная тропинка, и, пробравшись по ней, он обнаружил, что посередине имеется небольшое открытое пространство. Очевидно, это было место цыганской могилы.

И там он нашел даже больше, чем ожидал. Могила не только находилась там, но и была открыта! Рыхлая земля была нагромождена с обеих сторон и выглядела так, словно ее выгребло какое-то животное. И действительно, в нескольких местах виднелись следы очень большой собаки или волка.

Джон Бэррон был просто в ужасе, обнаружив, что могила была осквернена таким образом, — и это наводило на мысль о еще худшем ужасе. После минутного колебания он подошел к краю могилы и заглянул внутрь. То, что он увидел, было не так ужасно, как он боялся. Там лежал гроб, выставленный на всеобщее обозрение, но не имелось никаких признаков того, что его открывали или как-то трогали.

Очевидно, оставалось только одно — прилично прикрыть гроб и снова засыпать могилу. Он одолжит лопату в ближайшем доме под каким-нибудь предлогом и сделает свое дело. Он повернулся, чтобы сделать это, но, пробираясь сквозь чащу, мог бы поклясться, что услышал звук, похожий на приглушенный смех! И он никак не мог отделаться от мысли, что смех этот чем-то напоминает волчий вой. Он называл себя дураком за то, что подумал такое, но легче ему от этого не становилось.

Он позаимствовал лопату и засыпал могилу, утрамбовав землю так сильно, как только мог; и снова, когда он отвернулся, закончив работу, он услышал приглушенный смех. Но на этот раз он был еще менее отчетлив, чем раньше, и почему-то доносился, словно из-под земли. Он был рад покинуть это место.