Призрачный воин

Сквозь застилавшую глаза кровавую пелену Лаариан увидел, как Иврайна подошла к нему, в тревоге и смятении склонив голову.

«Убийца родни».

Слова эхом разнеслись в его голове и прокатились по нервам, погружаясь в само естество.

«Убийца родни».

Это было не обвинение — пусть и справедливое, — но титул. Заслуженное звание. Поздравление. Одобрение.

«Убийца родни».

Это была мольба. Требование. Команда. Стремление...

Пальцы Визарха дотронулись до вычурной рукояти меча Беззвучных Криков, и в миг касания в его крови заструилась песня. Старушечий меч хорошо знал мелодию, которая его возносила, заставляла вынуть клинок из ножен. В стремлении постичь тайну собственной крови Морай-Хег отдала Кхаину свою руку, и тот отсек ее по запястье. Пять пальцев богини судьбы перековали в Ключи Мертвых, старушечьи мечи, которые при объединении и орошении кровью откроют Седьмой Путь и возвестят пробуждение Иннеада.

Шепчущий бог все еще спал, и грезы его не могли сравниться с раскаленной добела яростью Кхаина, что волнами захлестывала Визарха.

«Убийца родни».

Слова ударили подобно грому и сотрясли землю, и спустя мгновение Лаариан понял, что они раздались не в его голове, а отразились от мощеной дороги, вырвавшись из отворившихся огромных ворот в погребальное святилище. Во тьме что-то тускло замерцало, будто пламя за дымчатым стеклом.

«УБИЙЦА РОДНИ!»

Лаариан извлек меч, и кромку оружия объяло пламя, подобное огню в его сердце. Он увидел текущую внутри Иврайны кровь, пульсирующую, струящуюся, дающую жизнь. Такую простую, столь легко проливаемую, так быстро заканчивающуюся.

Визарх сопротивлялся. Визарх, чемпион Иврайны, страж Иннеада, боролся с кричащим в его голове голосом Каэла Менша Кхаина.

Во мгле за могильными вратами вспыхнула искра. Головня, стремительно разгораясь, превратилась в клинок чистого огня и приковала к себе взгляды всех иннари, включая Дщерь Теней, которая увидела в колеблющемся пламени конец миров и гасящую звезды силу. От одной только мысли о подобной мощи у нее пошла кругом голова, а тело затряслось от желания завладеть этим оружием и высвободить невообразимое разрушение.

Словно коснувшийся затылка холодный ветер, морозное дыхание Иннеада погасило огонь, остудив жгучую жажду кровопролития, которую воспламенило вышедшее из места упокоения Эльданеша создание.

Как и аватары Кхаина, заключенные в сердцах искусственных миров, существо имело плоть из магмы и кожу из ржавого железа. Лицо его было маской застывшей ярости, глаза — провалами в пламенные глубины неукротимого гнева. Изо лба росла пара завитых рогов, между которыми горела руна Кроваворукого, а за ним, подобно рыцарскому плащу, клубился густой дым.

Вулканическое создание носило полированную броню, изваянную и сращенную из ребер и черепов, хребтов и ключиц, тазовых костей и грудных клеток. На желтоватых пластинах была выцарапана тысяча рун, каждая из которых чуть отличалась от знака Кроваворукого — Тысяча имен ненависти, под которыми Он стал известен во время Войны в небесах.

Он поднял черный, покрытый кровью кулак — то самое проклятие Кровавой Руки, которое Азуриан наложил на Кхаина за убийство Эльданеша. И рука его была не пустой, внутри нее билось сердце основателя первых доминионов альдари. Пальцы из тени сжали трепещущее сердце, и застывшие перед инфернальным зверем иннари закричали от боли и шока, как будто мощная хватка сокрушила их собственные тела.

Высившаяся перед ними темная частица Кхаина звалась Осколком Войны, и ее не притянуло в миры-корабли альдари. Самая жестокая, преисполненная ненависти половина бога войны улетела к месту своего самого известного убийства. Одного взгляда на монстра хватало, дабы понять, что он являлся ближайшим подобием Кхаина, самим смертоубийством, воплощенным в бессмертной плоти.

Он воздел клинок, и из глоток всех, кто его видел, вырвались вопли ужаса. Осколок Войны, как самая злобная частица Кроваворукого, нес Его самое грозное оружие — Анарис, он же меч Ваула, Раскалыватель Солнц, Вдоводел и Злость Убиенных. Тот самый клинок, что оборвал жизнь Эльданеша, чья кровь до сих пор шипела на его нематериальной кромке.

От Осколка Войны разошлась волна страха, которая видимым ветром гнева закружила песок и прокатилась по рядам иннари. И в скорби они попадали на колени или воздели к небу руки, роняя оружие из оцепеневших пальцев. К бурлящим облакам устремились стоны, а на выжженную землю закапали слезы отчаяния.

Аз-ашир, отвечая на безмолвный клич Анариса, извивался и шипел в руках у Мелиниэля так, словно воин держал змею за хвост. Автарх стоял твердо и безмолвно, пока остальные лежали на земле и дергались, хныкали и орали. В ушах гремел рев Кхаина, тело опалял жар, однако биельтанец оставался безмятежным, хоть и сам ощущал жажду крови.

— Возьмите себя в руки. — Мелиниэль не кричал, а через вещательные волны спокойно донес свой голос до соратников. — Верьте в себя, в силу Иннеада.

— Автарх, — отозвался Келмон, — мы должны атаковать.