Призрак

— Да, ко всему, что живет, — тихо повторил Робеспьер. — Мой добрый Кутон, бедный Кутон! Ах, эта человеческая злоба! В каком же дурном свете она нас представляет! Она клевещет, делая из нас палачей своих соратников! Именно это жестоко ранит сердце. Вселять ужас во врагов отечества благороднейший удел; но внушать страх добрым патриотам, тем, кто любит и чтит, — это и есть самая безжалостная и бесчеловечная пытка; по крайней мере для чувствительного, и честного сердца!

— Как я люблю его слушать! — воскликнул Кутон.

— Гм! — сказал Пэйян с некоторым нетерпением. — А теперь к делу!

— Значит, к делу! — произнес Робеспьер, бросив на него зловещий взгляд налитых кровью глаз.

— Пришло время, — сказал Пэйян, — когда безопасность Республики требует полной концентрации власти. Эти крикуны из Комитета общественного спасения способны лишь разрушать, но не созидать. Они возненавидели тебя, Максимилиан, с того самого момента, как ты попытался заменить анархию институтами власти. Как они издевались и высмеивали празднество, на котором было провозглашено признание Высшего Существа! Им не нужен никакой правитель, даже на небесах! Твой ясный и энергичный ум провидел, что, разрушив старый мир, нужно создать новый. Первым шагом к созиданию должно стать уничтожение разрушителей. Пока мы рассуждаем, твои враги действуют. Лучше сегодня ночью напасть на горстку охраняющих их жандармов, чем столкнуться с батальонами, которые они поднимут завтра.

— Нет, — сказал Робеспьер, ужаснувшись непримиримой решительности Пэйяна. — У меня есть лучший и более безопасный план. Сегодня шестой день термидора; десятого весь Конвент примет участие в десятидневном празднестве. Там организуется целое сборище; артиллеристы, отряды Анрио, юные питомцы Школы Марса смешаются с толпой. Тогда нам будет легко нанести удар по заговорщикам, к которым мы приставим наших агентов. В тот же самый день Фукье и Дюма будут трудиться не покладая рук; и немало голов, "подозреваемых" в недостаточном проявлении революционных чувств, падут под мечом правосудия. Десятое станет великим днем действия. Пэйян, ты подготовил список этих последних обвиняемых?

— Он у меня, — лаконично ответил Пэйян, вручая бумагу.

Робеспьер быстро просмотрел ее.

— Колло Д'Эрбуа! — хорошо! Барер! — да-да, Барер сказал: "Давайте нанесем удар — мертвые не возвращаются". Вадье, свирепый шут! — хорошо, хорошо! Вадье-горец. Это он кричал про меня: "Магомет! Злодей! Богохульник!"

— Магомет идет к горе, — сказал Кутон своим мягким, серебристым голосом, лаская спаниеля.

— Но что это? Я не вижу здесь Тальена! Тальен — я ненавижу этого человека; вернее, — поправил себя Робеспьер с лицемерием, свойственным окружению этого фразера, — вернее, его ненавидят Добродетель и Страна! Никто во всем Конвенте не вселяет в меня такой ужас, как Тальен. Кутон., там, где сидит Тальен, я вижу тысячу Дантонов!

— У Тальена всего лишь одна голова, которая принадлежит телу калеки, молвил Пэйян, чья свирепость в преступлении, как и у Сен-Жюста, сочеталась с талантами весьма неординарного свойства. — Не лучше ли было бы снять эту голову? Пока что можно попытаться перетянуть его на нашу сторону, подкупив его, а затем, в подходящий момент, когда он останется один, расправиться с ним. Он может ненавидеть тебя, но он любит деньги!

— Нет, — сказал Робеспьер, занося в список имя Жана-Ламбера Тальена неспешной рукой, выводя с неумолимой четкостью каждую букву. — Эта голова необходима для меня!

— У меня здесь небольшой список, — мягко произнес Кутон. —  Очень небольшой список.

— Ты имеешь дело с Горой; нужно преподать несколько уроков Равнине [25]. Эти умеренные подобны соломе, уносимой ветром. Вчера они выступили против нас в Конвенте. Немного террора, и мы сможем повернуть флюгер в другую сторону. Жалкие создания! Я не желаю им зла; я буду оплакивать их. Но превыше всего дорогое отечество!

Грозным взглядом Робеспьер буквально впился в список, врученный ему человеком с чувствительным сердцем гуманиста.

Вот поистине точный выбор! Люди, чьи достоинства не настолько велики, чтобы жалеть о них. Наилучшая политика, чтобы избавиться от остатков этой партии. Некоторые из них к тому же иностранцы — прекрасно, у них нет родителей в Париже. Жены и родители начинают подавать на нас в суд. Их жалобы мешают нормальной работе гильотины!

— Кутон прав, — сказал Пэйян. — В моем списке имена тех, кого будет безопаснее схватить среди толпы, собравшейся на празднество. В его списке те, кого мы сможем, действуя осмотрительно, передать в руки закона. Я думаю, он должен быть подписан незамедлительно.

— Он уже подписан, — сказал Робеспьер, из любви к порядку переставив перо на чернильном приборе. — А теперь займемся более важными делами. Смерть этих людей не вызовет волнений: однако Колло д'Эрбуа, Бурдон Дэ Луаз, Тальен, — это последнее имя Робеспьер произнес с каким-то всхлипывающим придыханием, — они стоят во главе партий. Для них и для нас это вопрос жизни или смерти.