Призрак

Никита остановился у деревянного глобуса, который стоял на полу, нажал на неприметную кнопку сбоку, и верхняя часть глобуса, как крышка, откинулась назад. Внутри показались бутылки.

– У меня вопрос, – не поднимая головы, Татьяна продолжала записывать, – как родилась идея?

– Ваш вопрос не нов, однако я отвечу. Идею подсказал мне один случай. Где-то с полгода назад мне довелось побывать на одном закрытом аукционе во Франции. Кажется, это было как раз перед Рождеством. Я остановился на один день в итальянском квартале Парижа. Аукцион проходил недалеко от моего отеля. Так вот, – он склонился и вынул пару бокалов для виски, – зал был маленьким, в нем не могло вместиться более двадцати человек. Все лоты были дорогими. Сначала я сильно пожалел, что потратил свое время впустую. Все эти доисторические экспонаты и побрякушки мне были неинтересны. Я встречал более достойные вещи. Поэтому я просто отсиживался на заднем ряду. Как говорится, коротал время. Но все это длилось до того момента, пока в зал не внесли работу малоизвестного художника Иеремии. Едва сдернули сукно, как я застыл словно статуя. Ничего подобного в жизни не видел! Картина произвела на меня неизгладимое впечатление.

Писатель разлил виски и шагнул к друзьям. Принимая из его рук бокал, мужчина спросил:

– Я никогда не слышал этого имени. Кто он?

– Он мало кому известен, можно сказать, очень узкому кругу людей. В своей жизни он в основном занимался алхимией. Представьте, город Бирмингем, на дворе 1839 год. Некий ученый алхимик сидит у себя на чердаке в обветшалом доме в центре города и спокойно пишет картину Ему всегда было все равно, что происходит на улице, он жил в своем собственном мире. Одинокий мужчина, весьма небогат. Кисти и краски – вот что было его хлебом и вином. Иеремия обладал добрым нравом и чистым сердцем, и был очень талантлив.

Его особенность заключалась в том, что он начинал как иконописец, писал иконы в сельских церквях. Но любовь ко всему тайному несколько изменила его взгляд на живопись. Он перешел на написание пейзажей. Причем всегда в его работах был изображен либо человек, либо дом. Это было железным правилом. На вопрос, почему он ушел от написания икон, он ответил просто. Дескать, от лика человека должна исходить энергия. Когда икона готова, она оживает. Живет своей жизнью, может сочувствовать или сопереживать, радоваться или печалиться. Написание икон требует большого энергетического ресурса. Иногда его не хватает, а иногда – просто нет. Поэтому, чтобы писать иконы, надо иногда отвлечься написанием природы.

Днем он писал картины, а ночью – творил волшебство. Все происходило в его мастерской. Как-то раз, соседи заметили, что из каморки никто не выходит. Так прошла неделя. Соседка забеспокоилась и постучала в дверь, но никто не отозвался. Тогда она подергала за ручку, но она была заперта изнутри. Почувствовав неладное, она вызвала подмогу. Дверь взломали и вошли внутрь. Окно было закрыто и задернуто шторкой. Все вещи лежали на своих местах. Вот только хозяина нигде не было видно. Он исчез. Исчез в запертой квартире, оставив все свои вещи, включая картину, на которой был изображен полуразрушенный замок. Поначалу его искали, но когда прошел год, то поняли, что все безнадежно. Никто так и не смог его найти. Все его вещи разобрали соседи, а картины продали за бесценок. Я хочу вам сказать, что на написание «Змеевика» меня вдохновила та сама картина. Именно ее я купил на аукционе в Париже.

– А как называется картина?

Все друзья замерли в ожидании. Писатель поднес к губам бокал, вдохнул аромат виски и сделал небольшой глоток. Затем взглянул на дно бокала и залюбовался цветом напитка:

– «Замок в лесу» – официальное название картины. Густой лес, песчаная дорожка и замок в глубине. Никаких людей или животных на ней не изображено. Все внимание привлекает старинный полуразрушенный замок из черного камня.

– А на чем основан сюжет вашей книги?

Краем глаза Никита посмотрел на журналистку. Она сидела все в той же позе и делала записи в своем блокноте.

– Как обычно, на параллельных мирах. Вы ведь не будете со мной спорить, что кроме нашего мира есть и другие миры? Именно о них я пишу в своих книгах. Поверьте мне, они существуют.

Журналистка подняла, наконец, голову и с некоторой долей скептицизма спросила:

– Что-то типа загробного мира?

– Да.

– Если читать Библию, то она говорит именно об этом. Здесь я с вами согласна: мир живых и мир мертвых. О каких мирах вы еще говорите? Наверняка – о вымышленных.

– Нет, – он покачал головой и улыбнулся, – вы слишком плоско мыслите. По-вашему, мир делится на белое и черное? Существуют и другие краски, более живые и интересные, причем их великое множество. Вся прелесть в том, что их кто-то может видеть, а кто-то – нет.

– По-моему, это все фантазия, не больше, – отозвалась блондинка, поигрывая мундштуком в своих тонких пальчиках.

– Вынужден с вами не согласиться. Однако не стану убеждать и тем более спорить. Думаю, моя болтовня вас изрядно утомила. Прошу вас следовать за мной в столовую, тем более что Кларисса давно накрыла на стол.