Призрак

Но что приводило его в еще большее отчаяние, чем истощенное здоровье и расстроенные нервы его сестры, так это изменение, происшедшее в ее любви к нему, - ее заменил непреодолимый ужас. Она бледнела при его приближении, вздрагивала, если он брал ее за руку. Отделенный от всего остального мира, он видел теперь, как между ним и Аделой разверзлась пропасть ужасных воспоминаний. Он не мог переносить долее присутствия женщины, жизнь которой он отравил.

Он начал придумывать различные предлоги, чтобы не бывать дома, и был удручен, убеждаясь, с какой поспешностью они принимались. С этой роковой ночи он в первый раз увидал на лице Аделы радость, когда сказал ей "прощай"!

В течение нескольких недель он путешествовал по живописнейшим местам Шотландии, но все прелести природы меркли в его глазах. Неожиданно он получил письмо из Лондона. Он бросился туда на крыльях беспокойства и отчаяния; приехав, он нашел рассудок и здоровье сестры в таком состоянии, которое подтверждало его самые мрачные опасения. Ее отсутствующий взгляд, безжизненное выражение лица ужаснули его. Точно он увидел голову Медузы и почувствовал, что все его существо постепенно цепенеет. Это не было ни безумие, ни слабоумие, это была апатия, сон наяву. Но, когда приближался одиннадцатый час вечера, час, когда Глиндон кончил свой рассказ в тот злосчастный вечер, она делалась беспокойной и взволнованной. Ее губы начинали шевелиться, она ломала руки, с отчаянием оглядывалась вокруг и вдруг, когда часы начинали бить, вскрикивала и без чувств падала на землю. С трудом, и только после долгих просьб, она ответила наконец на отчаянные вопросы Глиндона - созналась, то в этот час, и только в этот час, где бы она ни была, чем бы ни занималась, она ясно видела старую ведьму, которая стучала три раза в дверь, входила, приближалась к ней с лицом, искаженным ненавистью, и клала ей на лоб свои ледяные пальцы. В этот момент она теряла сознание и приходила в себя только для того, чтобы с отчаянием ждать возвращения ужасного видения.

Доктор, который был приглашен еще до возвращения Глиндона и письмо которого вызвало его самого в Лондон, был человек простой и ограниченный, бессильный против такого расстройства; он выразил честное желание, чтобы призвали другого, более опытного. Кларенс пригласил одного из светил медицины и подробно описал ему галлюцинации сестры.

Доктор внимательно выслушал его и сказал, что болезнь можно излечить. Он пришел к больной заранее до рокового часа и потихоньку перевел стрелки вперед на полчаса, так, чтобы этого не знала Адела и даже ее брат. Затем он дал больной невинное средство, которое, по его словам, должно было разрушить иллюзию. Это был человек, наделенный неподражаемым даром вести беседу, остроумный и занимательный. Его уверенность пробуждала надежду в самой больной, он продолжал возбуждать ее внимание, рассеивать ее апатию; он смеялся, шутил, а время шло. Часы пробили одиннадцать.

- Какое счастье, брат! - вскричала она, бросаясь в его объятия. Роковой час прошел!

Затем, как бы освобожденная от заклятия, она развеселилась более обыкновенного.

- Ах, Кларенс, - говорила она, - простите мне, что я забывала вас, что я вас боялась. Я буду жить! Я в свою очередь прогоню призрак, который преследует моего брата.

Кларенс с улыбкой отер ее слезы. Доктор между тем продолжал свои шутки и анекдоты. Вдруг, среди самого оживленного разговора, Глиндон заметил в лице Аделы то же ужасное изменение, тот же испуганный, беспокойный и напряженный взгляд, как и накануне... Он поднялся и подошел к ней. Адела с испугом встала.

- Посмотри! Посмотри! - вскричала она. - Она идет, спаси меня, спаси меня!

И она упала к его ногам в страшных конвульсиях.

В ту же минуту нарочито и бесполезно переставленные часы пробили половину.

Доктор встал.

- Мои самые мрачные предчувствия подтвердились, - сказал он, - это эпилепсия.

На следующий день, в этот же час, Адела умерла.

VI

- О, счастье, о, блаженство! Ты возвратился. Это твоя рука, твои губы! Скажи мне, что ты оставлял меня не для того, чтобы любить другую; скажи это еще раз, говори это всегда, и я прощу тебе все!..

- Ты, значит, вспоминала обо мне?

- Вспоминала! И ты был так жесток, что оставил мне золото: вот оно, я не притронулась к нему!

- Бедное дитя природы! Как же нашла ты себе в Марселе приют и хлеб?

- Честно, душа моей души, честно и, между прочим, с помощью этого личика, которое ты находил когда-то прекрасным; находишь ли ты теперь его таким же?

- Еще прекраснее, чем когда-либо, Филлида, но что ты хочешь сказать?

- Здесь есть один живописец, великий человек, один из важных людей Парижа, я не знаю, как их называют, но он располагает здесь всем, жизнью и смертью, и он щедро заплатил мне, чтобы нарисовать мой портрет. Он должен подарить его нации, он работает только для славы. Подумай о славе твоей Филлиды.

При этих словах глаза молодой девушки засверкали, ее тщеславие было возбуждено.

- Он женился бы на мне, если бы я хотела, и развелся бы со своей женой, чтобы жениться на мне. Но я ждала тебя, неблагодарный!