Призрак

Мэддокс тоже не пожалел комплиментов, но обошелся без признаний в любви. Первое издание готовилось тиражом в четыреста тысяч экземпляров. Дату публикации наметили на конец мая. Одним словом, все! Работа была сделана.

Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, в каком плачевном состоянии я находился. На самом деле меня поддерживали только «чудесный юмор, сострадание и искристая энергия» Лэнга. Как только книгу приняли в издательстве, я обмяк, как пустой костюм. Годами мое существование напоминало примерку жизней выдающихся людей — одного клиента за другим. Но Рик настоял, чтобы мы дождались публикации мемуаров Лэнга — моей «пробивной книги», как он назвал ее — и только потом приступили к заключению новых и, возможно, еще более выгодных контрактов. В результате я впервые, насколько себя помню, оказался без работы. На меня накатила ужасная комбинация летаргии и паники. Мне едва хватало сил, чтобы выползать из постели перед обедом, а когда я это делал, то хандрил на софе в халате перед включенным телевизором. Я почти прекратил принимать пищу, просматривать почту и отвечать на телефонные звонки. Я не брился и покидал квартиру лишь на час по понедельникам и четвергам, чтобы не встречаться с моей уборщицей. Мне хотелось уволить ее, но на это требовались нервы. Проще было отсидеться в парке, если позволяла погода, или в ближайшем кафе, когда шел дождь. Поскольку дело происходило в Англии, я в основном довольствовался грязным кафетерием.

Парадоксально, но, несмотря на абсолютный ступор, я постоянно пребывал в каком-то нервном возбуждении. Мой разум потерял соразмерность. Я абсурдно беспокоился о простых вещах: куда вчера дел туфли или стоит ли хранить все деньги в одном банке. Эта нервозность порождала во мне физическую слабость. Я начинал задыхаться и паниковать. Нечто подобное случилось со мной через два месяца после завершения книги. Я вдруг вспомнил об одном своем упущении и в моем критическом состоянии едва не сошел с ума от переживаний.

Как-то вечером у меня закончилось виски. Я знал, что до закрытия ближайшего супермаркета на Лэбрук-гроув у меня оставалось около десяти минут. Был конец мая, на улице шел дождь. Я схватил верхнюю одежду и начал спускаться по лестнице, когда вдруг понял, что по ошибке взял куртку, которая была на мне в момент убийства Лэнга. Она была порвана спереди и запачкана кровью. В одном кармане лежал диск с последним интервью Адама, а в другом находились ключи от коричневого «Форда».

Машина! Я вообще забыл о ней. Она все еще стояла на парковке около аэропорта Логан! За место брали восемнадцать баксов в день! Я уже был должен тысячи долларов!

Не сомневаюсь, что для вас — как теперь и для меня — моя паника показалась бы абсолютно нелепой. Но я помчался обратно по лестнице, оглушенный собственным пульсом. По Нью-Йоркскому времени шел седьмой час вечера. Главный офис издательства «Rhinehart Inc.» уже закрылся. В особняке на Мартас-Виньярде никто не отзывался. В отчаянии я позвонил Рику и без долгих объяснений стал лепетать об ужасной трагедии. Послушав меня полминуты, он грубо велел мне заткнуться.

— Мы давно уже уладили это дело. Охрана на стоянке заподозрила неладное и вызвала копов. Те позвонили в офис Райнхарта, и Мэддокс оплатил выставленный счет. Я не беспокоил тебя этой ерундой, потому что не хотел отвлекать от работы. А теперь послушай меня, дружок. Мне кажется, у тебя затянувшийся нервный срыв. Тебе нужна помощь. Меня недавно познакомили с одним толковым психоаналитиком…

Я отключил телефон.

Сон настиг меня на софе, и мне вновь приснился повторяющийся кошмар о Макэре — тот, в котором он плыл в одежде по морю. Я находился рядом с ним, и он все время говорил мне, что не собирается бороться за жизнь: Плыви без меня. Однако сон на этот раз, вместо того чтобы выбросить меня в реальность, дополнился новым сюжетом. Волна унесла Макэру в сторону. Он все еще барахтался в своем тяжелом плаще и в ботинках с резиновой подошвой, пока не превратился в темное пятно на расстоянии. А затем я увидел его в слое пены, лицом вниз, скользившим взад и вперед у самого берега. Я приблизился к нему, шагая по колено в воде, обвил руками его грузное тело и с огромными усилиями перевернул на спину. В тот же миг он оказался голым. Его тело лежало на белой известковой плите, и над ним склонился Адам Лэнг.