— Да уж, — хмыкнул я, разглядывая сцену за окном. — Это утро не уступает прошлому вечеру.
Дождь превратился в снежную крупу. Лужайку засыпало мусором, принесенным бурей: хворостом и полусгнившей листвой. Неподалеку валялся упавший на бок тростниковый стул. Тут и там, в местах, где ветер не был таким сильным — особенно, перед дверьми, — снег собрался тонким слоем, напоминая куски полиэтиленовой пленки. Единственным светлым пятном в полумраке было отражение лампы, горевшей в спальне. Оно напоминало летающую тарелку, повисшую над дюнами. Я видел на стекле и отражение Рут — ее внимательное задумчивое лицо.
— Я не буду давать тебе интервью, — сказала она. — И не желаю, чтобы обо мне упоминали в его чертовой книге. Я не хочу, выражаясь твоими словами, быть обласканной на странице его благодарностей.
Рут повернулась и прошла мимо меня. Остановившись в дверях спальни, она тихо добавила:
— Пусть он живет, как хочет. Я буду добиваться развода. И тогда
Миссис Лэнг вышла в коридор. Я услышал, как открылась и закрылась ее дверь. Чуть позже раздался едва уловимый звук спущенной воды в туалете. Мои сборы были почти закончены. Сложив одежду, которую Рут одолжила мне предыдущим вечером, я оставил ее на кресле, сунул ноутбук в наплечную сумку и с сомнением взглянул на рукопись. Она лежала пухлой кучкой на столе — три дюйма в высоту, — мое бремя, моя птица удачи, мой талон на еду. Я не мог работать без этого текста, а выносить его из дома мне не полагалось. Но я почему-то решил, что скандал с расследованием военных преступлений радикально изменил ситуацию, и старые правила перестали действовать. Во всяком случае, этот довод можно было использовать как извинение. Попав в неловкое положение, я больше не мог оставаться здесь — мне пришлось бы видеть Рут по нескольку раз на дню. Я положил рукопись и пакет с архивными снимками в чемодан, застегнул «молнию» и вышел в коридор.
Охранник Барри сидел в кресле у передней двери и читал роман о Гарри Поттере. Он приподнял от книги огромную глыбу лица и посмотрел на меня с усталым неодобрением. Его губы растянулись в легкой насмешке.
— Доброе утро, сэр, — сказал он. — Ну что, тяжелая ночка выдалась, верно?
Я подумал,
— Почему бы вам просто не убраться с моей дороги?
Конечно, фраза была не из Оскара Уайльда, но она позволила мне выйти из дома. Закрыв дверь, я спустился с крыльца на дорожку и запоздало понял, что мое моральное удовлетворение не защищает меня от жалящих шквалов холодного ветра. Я с достоинством прошагал еще несколько ярдов, а затем, устав напускать на себя важный вид, нырнул под козырек крыши. Дождевая вода из водостока буравила песчаную почву. Я снял куртку, накинул ее на голову и задумался о том, как мне добраться до Эдгартауна. Именно в этот момент меня и осенила идея воспользоваться коричневым «Фордом Искейпом».
Как бы иначе — абсолютно по-другому — пошла моя жизнь, если бы я не побежал тогда в гараж. Перепрыгивая лужи и придерживая наброшенную на голову куртку, я тащил за собой чемодан. Сейчас, вспоминая прошедшие события, я вижу себя, словно в фильме — или, точнее, в документальной реконструкции, снятой для какого-то телевизионного криминального шоу: ничего не подозревающая жертва бежит навстречу своей судьбе, пока зловещая мелодия нагнетает атмосферу и предваряет трагическую сцену. Дверь гаража осталась открытой со вчерашнего дня. Ключи от машины находились в замке зажигания. Кого волнуют грабители, если вы живете в конце двухмильной подъездной дорожки под защитой шести вооруженных телохранителей? Я бросил чемодан на переднее пассажирское сиденье, закинул мокрую куртку назад и сел на водительское место.