Призрак

Я сложил газету, встал из–за стола и с достоинством прошел через фойе, аккуратно обходя зачехленные видеокамеры, двухфутовые объективы и ручные микрофоны в их шерстяных ветрозащитных кожухах. Среди представителей четвертого сословия[25] царила веселая, почти праздничная атмосфера, напоминавшая приподнятое настроение зажиточных горожан восемнадцатого века, которые собрались в хороший денек у виселицы перед казнью провинившегося дворянина.

— В телевизионных новостях сказали, что пресс–конференция в Гааге начнется в десять часов по восточному времени! — крикнул кто–то из репортеров.

Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, я вышел на веранду и позвонил литературному агенту. Трубку снял его помощник: Брэд, Бретт или Брэт (не помню точно, как звали этого парня). Рик менял свой персонал так же часто, как жен. Я сказал, что хотел бы поговорить с мистером Риккарделли.

— Он только что уехал из офиса.

— Куда?

— На рыбалку.

— На рыбалку?

— Он сказал, что будет перезванивать в офис на тот случай, если поступит какое–нибудь важное сообщение.

— Чудесно! А где он?

— В тропическом национальном заповеднике Боумы.

— О боже! Где это?

— Вы так настойчиво…

— Где это?

Брэд, Бретт или Брэт обиженно засопел:

— На Фиджи.

* * *

Минивэн поднялся на холм, оставив позади книжный магазин Эдгартауна, маленький кинотеатр и китобойную церковь. Выехав из города, мы свернули налево к Западному Тисбери, а не направо к Виньярд–Хейвену. Это, по крайней мере, предполагало, что меня везли в особняк, а не депортировали из страны за нарушение закона о государственной тайне. Я сидел позади водителя–охранника, придерживая рукой свой чемодан, который лежал на сиденье рядом со мной. Молодой парень был одет в гражданскую форму, состоявшую из серой куртки на «молнии», серых брюк и черного галстука. Его глаза встретились в зеркале с моим взглядом, и он, поморщившись, дал мне понять, что дела идут паршиво. Я тоже поморщился, соглашаясь с ним, и затем, чтобы уклониться от разговора, нарочито уставился в окно.

Вскоре мы оказались на равнинной местности. Рядом с шоссе тянулась велосипедная дорожка. За ней простирался однообразный лес. Мое бренное тело находилось на Мартас–Виньярде, но ум блуждал в южной части Тихого океана. Размышляя о Рике, отдыхавшем на Фиджи, я изобретал изысканные и унизительные способы его убийства, когда он вернется назад. Рациональная часть меня понимала, что я никогда не совершу подобного злодеяния (да и почему ему не съездить на рыбалку?), но в это утро мой иррациональный ум довлел над трезвым рассудком. Наверное, я просто боялся. А страх влияет на суждения человека еще больше, чем алкоголь и истощение сил. Я чувствовал себя обманутым, удрученным и брошенным на произвол судьбы.

Проигнорировав мое молчание, охранник попытался завести беседу:

— После того как я привезу вас в особняк, сэр, мне предстоит забрать из аэропорта мистера Кролла. Когда вокруг вас начинают появляться адвокаты, вы точно можете сказать, что дело дрянь.

Внезапно он придвинулся к ветровому стеклу.

— О, черт! Похоже, мы влипли.

Сначала мне показалось, что впереди нас произошла дорожная авария. Синие огни двух патрульных машин драматически мигали в утреннем сумраке и, словно зарницы в опере Вагнера, освещали ближайшие деревья. Когда мы подъехали ближе, я увидел полтора десятка машин и фургонов, которые стояли по обочинам дороги. Люди бесцельно слонялись вокруг. Находясь в заторможенном состоянии похмелья, мой ум на основании полученных данных предположил, что на шоссе образовалась пробка. Но когда минивэн замедлился и показал поворот налево, люди начали поднимать плакаты, лежавшие вдоль дороги. Послышались крики и свист.

— Лэнг! Лэнг! Лэнг! — прижимая к губам мегафон, скандировала женщина. — Лжец! Лжец! Лжец!

Перед ветровым стеклом замелькали рисунки с Лэнгом, одетым в оранжевый комбинезон и сжимавшим окровавленными руками прутья тюремной решетки. Каждый плакат сопровождали надписи: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ АДАМ ЛЭНГ!», «ВОЕННЫЙ ПРЕСТУПНИК!».

Полиция Эдгартауна блокировала дорогу, ведущую к особняку, большими полосатыми конусами. Когда мы остановились и предъявили документы, копы быстро освободили нам путь и позволили проехать. Пока мы стояли, демонстранты окружили нас плотной дугой и начали колотить руками и ногами по корпусу фургона. В ярком свете фар я мельком увидел мужчину, который, как монах, скрывал свое лицо под капюшоном. Похоже, он давал интервью. На краткий миг мужчина отвернулся от репортера и посмотрел на нас. Его фигура показалась мне смутно знакомой. Затем мужчину заслонила стена искаженных лиц, махавших рук и летящих в нас плевков.

— Эти борцы за мир всегда ведут себя, как злобные ублюдки, — проворчал водитель.

Он нажал на педаль газа. Задние колеса, забуксовав на скользком асфальте, поймали сцепление с дорогой, и мы помчались пулей среди безмолвного леса. 

* * *

Амелия встретила меня в коридоре. Она посмотрела на мой чемодан с презрением женщины высшего света.

— И это все?

— Я путешествую налегке.

— Налегке? Я сказала бы, голышом.

Она разочарованно вздохнула.