Продавщица взвесила и выжидательно уставилась. Данилюк, привыкший к отсутствию в загробном мире денег, несколько растерялся.
Вместо него мятую рублевку протянул Валерий. Продавщица кинула ее в кассу и отдала туго набитый бумажный кулек.
Уже на улице Валерий объяснил, что деньги у него появились сами собой — просто потому, что надо было расплатиться.
— Воображаемые, как в Лимбо? — догадался Данилюк.
— Ну да.
— А… ими вообще законно платить?
— Так и товар ведь тоже воображаемый, — развернул кулек Валерий. — Мы же в Загробье. Та почтенная матрона была лавочницей при жизни — остается ею и здесь. И ассортимент у нее ровно такой же, какой был тогда. И у каждого, кто заходит в ее лавку, в карманах лежат ассигнации требуемого номинала. Это ведь даже не мое подсознание сработало, а ее. Я-то понятия не имел, сколько нужно заплатить.
Данилюк внимательно посмотрел на макароны. Кинул одну трубочку в рот, с хрустом разжевал.
У макарон был вкус макарон.
— А эти штучки разве не надо вначале варить? — с сомнением глянул на него Валерий.
— Надо. Но нам же негде.
— Ну отчего же? Найдем, где.
Через полчаса они сидели в беседке, в одном из бесчисленных дворов этого огромного безымянного города. Рядом на печке-буржуйке булькала кастрюля с макаронами.
Кастрюлю Данилюк с Валерием позаимствовали в случайной квартире. А печка здесь уже была — хотя почему она стояла в беседке, сказать трудно.
Во дворе тлела жизнь. На лавочке вели чинную беседу старушки в платочках, за столом забивали козла четверо дядек с мозолистыми руками. Какой-то автомобилист лежал под своей колымагой.
Разве что детей не видно. У духов с возрастом вообще обстоит непонятно. Одни навсегда остаются такими, какими умерли. Другие возвращаются в юные годы. Третьи, наоборот, продолжают взрослеть и стареть — но тоже до определенного предела.
Дети продолжают взрослеть почти всегда. Вечно маленькими остаются очень немногие. А в двадцатом веке детская смертность и так была очень низкой, поэтому такие призраки в Загробье редки.
Слив воду, Данилюк с Валерием принялись уплетать макароны. Никакой нужды у них в этом не было. В путешествии они ели нечасто — только если угощали встреченные духи или на пути оказывалось заведение вроде Призрачной Корчмы.
Но здесь, в этом маленьком дворике, с его ржавыми гаражами, трансформаторной будкой, бесполезными песочницей и горкой, Данилюк чувствовал себя как-то по-домашнему. И разваливающиеся макароны из советского продмага только добавляли уюта и теплоты.
— А ведь где-то здесь и мой дедушка может быть… — вдруг произнес Данилюк. — И дядя двоюродный…
— Могут, — кивнул Валерий, скребя ложкой по дну кастрюли. — Хочешь их поискать?
— Да не отказался бы…
Найти конкретного человека в загробном мире одновременно сложно и просто. Сложно — потому что населения в нем не меньше, чем в мире живых. А то и больше. При этом никаких справочных бюро, баз данных и передачи «Ищу тебя«.
А просто — потому что каждый дух испускает своего рода флюиды. Эманации. Большинство других духов их не видит и не слышит, но те, кто связан кровным родством или знаком лично…
Валерий сказал, что когда в Загробье является свеженький покойник, его родня и друзья обычно сразу же об этом узнают. Слышат там у себя фоном: ага, внучек любимый явился!
Правда, это только если приходишь нормальным способом. А если как Данилюк, окольным путем через Лимбо, тут уже никто ничего не слышит. Но отыскать родню вполне возможно, надо только… прислушаться. Представить их воочию, потянуться мысленно. И если они где-нибудь здесь, не слишком далеко — услышишь.
Данилюк так и сделал. Но то ли у него не получилось, то ли дедушки здесь и нет…
— Ты продолжай, продолжай, — сказал Валерий. — Лучше ищи. Вот сейчас у почтенных граждан помощи попросим.
Они подсели за стол к доминошникам и описали проблему. Данилюк не особо удивился, что никто здесь не знает о таком Некрасове Андрее Александровиче. Разве что один из игроков уточнил, не Николай ли Алексеевич имеется в виду. Но, понятно, Данилюка интересовал не классик русской литературы.
Было бы, конечно, невероятным совпадением, если бы из десятков миллионов здешних духов именно вот эти четверо оказались знакомы с его дедушкой. Но Валерий обратился к ним не за этим. Вшестером они устроили своего рода спиритический сеанс.
У бесплотных духов нет ни зрения, ни слуха, ни иных человеческих чувств — все это заменяет духовное восприятие. Именно оно позволяет видеть, слышать, обонять и осязать духовные эманации, а через их посредство — материальные объекты. Именно с помощью духовного восприятия призраки могут общаться, не зная языка собеседника. Именно с помощью духовного восприятия призраки чувствуют других призраков.
И сейчас Данилюк описывал своего дедушку Валерию и четверым доминошникам. Рассказывал, что умер тот в две тысячи пятом, семидесяти двух лет от роду. Был невысок, худощав, к концу жизни почти совсем облысел и ужасно этого стеснялся, поэтому носил фетровую шляпу. До выхода на пенсию работал на заводе, фрезеровщиком.