— Ну кому как. Ты ведь не оживешь, а переродишься. И при этом потеряешь память. Снова придется учиться говорить и ходить на горшок. Если вообще родишься человеком, а не тараканом каким-нибудь. Лично я предпочитаю еще немного пошастать. В доле призрака есть свои приятности, знаете ли.
— И долго это шастанье будет продолжаться?
— Это уж как получится. Обычно быстро заканчивается. Но некоторым удается протянуть довольно долго.
— Насколько долго?
— Знаете, кем я был при жизни, юноша? — хитро прищурился Тряпочкин.
— Кем?
— Коллежским асессором.
— Кем?.. Кем-кем?! — дошло до Данилюка.
— Вот именно. Ваше высокоблагородие, так сказать. Я уже больше ста лет в таком вот виде.
— Ничего себе, — подивился Данилюк. — А много вообще на свете таких вот, как мы?
— Бродячих призраков-то?
— Ну да. Не все же после смерти вот так… шастают? Тогда бы призраков вокруг было больше, чем живых… а я за день видел всего нескольких.
— Вы правы, юноша, мы с вами и нам подобные — исключение из правила. Почти все умершие сразу или почти сразу уходят на ту сторону. В загробный мир. Либо кто-то за ними является, провожает, либо сами уносятся.
— А мы-то с вами почему здесь?
— Да кто ж его знает… — вздохнул Тряпочкин. — Я на той стороне ни разу не был, в этой механике толком не разбираюсь. Хотя вы, молодой человек, раньше времени не переживайте. Просто потерпите немножко. Некоторых забирают с задержкой. Через несколько часов, а то и дней. Вы ведь точно умерли, окончательно? Может, вас просто еще можно реанимировать? Такое случается.
— Не, там вообще все всмятку, — мотнул головой Данилюк.
— Ну тогда просто подождите. До похорон хотя бы. Вот если и к тому времени никто за вами не придет… тогда начинайте беспокоиться.
Тряпочкин предложил покинуть здание с другой стороны. Скорее всего, голодные духи уже ушли, но есть шанс, что они по-прежнему сидят там, подстерегают. Лучше не рисковать.
Данилюк пока не очень свыкся с тем, что он теперь дух. Огибал предметы мебели, сквозь двери и стены проходил осторожно, пробуя сначала рукой, как холодную воду. А вот Тряпочкин шел по прямой, безразличный к преградам.
Он даже не перебирал ногами. Просто плыл вперед, словно несомый ветром. Ступни его при этом то слегка погружались в пол, то чуть над ним приподнимались.
Настенные часы в одной из квартир сказали, что сейчас половина четвертого ночи. Самое глухое время суток — все «совы« уже уснули, никто из «жаворонков« еще не проснулся. Бодрствуют только «летучие мыши« — и одну такую Данилюк с Тряпочкиным по пути встретили. Худенькая конопатая девушка сидела перед компьютером, сосредоточенно щелкая мышкой. Данилюк, вышедший из стены прямо перед ее лицом, невольно опешил, но девушка, разумеется, даже не вздрогнула.
— Все еще не привык, что мы невидимы, — сказал Данилюк Тряпочкину.
— На самом деле не невидимы, — поправил тот. — Просто люди нас… игнорируют.
— Как это?
— Ну, техническую сторону вопроса я не знаю. Но слышал, что это как с носом.
— В смысле — с носом?
— Нос — он же у нас всех перед глазами, верно? Глаза постоянно на него смотрят. Но разве вы его видите?
— Хм… Да, и правда.
— Вот и с духами так же. Живые смотрят на нас, но не видят. Хотя мы — вот они.
Данилюк немного подумал, дважды обошел вокруг девушки, проходя прямо сквозь компьютер, и неуверенно сказал:
— Но я могу увидеть свой нос. Если сильно скошу глаза, он виден.
— И нас тоже живые могут видеть, — кивнул Тряпочкин. — Те, кто умеют правильно… скашивать глаза. Только такие умельцы встречаются дюже редко — я за всю послежизнь только раз одного и встретил.
— И что он? — заинтересовался Данилюк.
— Да ничего. Увидел меня, хмыкнул, да и мимо прошел. Я к нему было с разговорами, так и сяк, а он только глянул недобро и шаг ускорил. Ему-то, видно, призраки не в диковинку были.
— И давно это было?
— В тридцатые еще.
На улицу Тряпочкин выходил с осторожностью. Высунул сначала голову из стены, повертел по сторонам, поискал взглядом голодных духов — нет, все чисто. Махнул рукой Данилюку — можно выходить.
— Как, молодой человек, запомнили, как вести себя в случае чего? — спросил он. — Не теряйтесь в следующий раз.
— А их вообще много — духов этих голодных? — поинтересовался Данилюк.
— Много… ну как много?.. Смотря что считать за много. С ними туточки, в Тенях, примерно как при жизни с гопстопниками. Можно жизнь прожить и ни с кем из них не встретиться, а можно каждую неделю заточку у горла видеть. Смотря где живешь, где гуляешь, с кем знакомство водишь, да насколько счастлив по жизни. Вас вот, молодой человек, при жизни часто ли грабили?
— Грабить ни разу не грабили. Кошелек один раз вытащили, в автобусе, лет восемь назад. Но там почти пусто было.
— Ну это не так и плохо, в рубашке родились. А меня вот, было дело, ограбили. И ладно б просто ограбили, так еще ведь и ножом пырнули. Ни за что ни про что. Да скверно еще пырнули так — в грудь прямо. Легкое проткнули.
— Ого, — посочувствовал Данилюк. — И как же вы выжили?
— Так я и не выжил, — грустно усмехнулся Тряпочкин. — Извольте видеть — та самая рана, сотню лет уж при мне.