Призрак

— Так торопиться-то теперь некуда, — ответила Стефания. — Впереди вечность. Да и потом, за мелкие грехи и наказания мелкие. Или короткие. К тому же у нас тут куча всяких сокращений сроков — за чистосердечное раскаяние, за ходатайство сверху или от смертных… Многие уходят раньше.

— А позже?

— Тоже бывает. Если усугубляешь. Некоторые вообще навсегда остаются.

— А сколько вообще за что дают? Вот за убийство, например?

— До ста двадцати лет. Конкретный срок высчитывается по ситуации. Жертва, мотив, смягчающие или отягчающие обстоятельства.

— А аборт считается убийством?

— Частичным. За него до пятнадцати лет. Опять-таки за вычетом смягчающих обстоятельств и перенесенных страданий, если таковые были. К тому же срок делится на обоих родителей в соответствии со степенью вины.

— Степенью вины?.. В смысле?

— Ну вот если, скажем, жертва изнасилования, то навешивают полную пятнашку… но не матери, а отцу.

— А матери ничего?

— Матери — предельно малый срок, который всегда полностью нивелируется перенесенными страданиями.

— Понятно… — протянул Данилюк. — А если самозащита?

— По ситуации. Все рассматривается индивидуально. При каких обстоятельствах произошло, от кого и как защищался, что при этом думал. У нас тут все по прейскуранту.

— По прейскуранту — это хорошо. А то я раньше думал, что у вас тут… ну… вечные муки…

— Вечные муки, — усмехнулась Стефания. — Как любят люди бросаться тем, что даже вообразить себе не могут. Ты представляешь, сколько это — вечность? В-Е-Ч-Н-О-С-Т-Ь! Не тысяча лет, не миллион, не миллиард даже — вечность! Как по-твоему, существует ли вообще такое преступление, которое заслуживает вечных мук?

Данилюк крепко задумался. Очень крепко.

— Нет у нас вечных мук, — сказала Стефания. — Есть… пожизненные.

— А это как?

— Ну рано или поздно ты же все равно… истощишься. Загробная жизнь тоже не вечная — хоть в Аду, хоть в Раю. Рано или поздно негативная карма исчерпается, и уйдешь на перерождение, на следующий круг. Но вот до тех пор… Разные бывают варианты.

— Разные, — согласился Данилюк. — Ну что, куда теперь?

— К инспектору Небиросу, отчитаемся. Ты тачку где припарковал?

Глава 30

Адский распределитель находился не в самом Пандемониуме. Подобно райским вратам, это заведение служило пропускным пунктом, через который в Ад попадали новенькие. Покинув его, Данилюк и Стефания оказались на границе Первого Круга.

С этой стороны в распределитель вело три двери. Огромная арка, из которой тянулась нескончаемая вереница грешников. Скромный служебный вход, которым пользовались демоны. И еще одна дверь, сбоку… немного странная.

Из нее никто не выходил. Кажется, она вообще была заперта. Зато внутрь попасть хотели многие — к двери стояла целая очередь, не менее длинная, чем к святому Петру.

Хотя порядку в ней было куда меньше. В этой очереди народ громогласно орал, распихивал друг друга локтями и разве только не лез в драку.

— Свалили все отсюда быстро! — толкался какой-то лысый детина. — Я задолбался тут стоять уже! Ща [цензура] всех!

— Пропустите, у меня дети дома! — визжала тетка с пакетами. — Мне срочно надо!

— А ну-ка, уступили старшим, у меня ноги болят! — размахивала чугунной клюкой ветхая старушка. — Я ветеран труда и инвалид второй группы!

— Мне только спросить!.. только спросить!.. — тщетно пыталась протиснуться всклокоченная девица. — Я только спрошу, и все!..

— Я депутат, мне без очереди! — размахивал красной книжечкой потный толстяк.

— А это куда очередь-то вообще? — поинтересовался у Стефании Данилюк. — Чего они все туда так ломятся?

— На выход это очередь, — равнодушно ответила Стефания. — Там можно получить справку на освобождение от мук. И покинуть Ад досрочно.

— Серьезно? Без обмана? — удивился Данилюк.

— Без обмана. Только этих справок еще никто никогда не получал.

— Почему?

— А потому что дверь не откроется, пока они не договорятся, кто будет первым. А здесь собраны те, кто при жизни всегда пролезал без очереди.

— Бедолаги, — посочувствовал Данилюк, подходя к машине.

Уже открывая дверь, он вдруг вспомнил о просьбе бабы Фени. Где-то там должна отбывать свой срок ее сестра. Его, Данилюка, двоюродная прабабка.

Он спросил об этом у Стефании. Можно ли вообще такое устроить? Найти ее как-то, повидать… в Аду ведь предусмотрены дни посещения, он правильно помнит?

— Ну есть такое, — неохотно признала чертовка. — Ее зовут как?

— Мария Алексеевна.

— А фамилия?

Данилюк наморщил лоб. Он помнил, что сестру бабы Фени звали баба Маша. Отчество у них общее. А вот фамилия… с этим проблема.

У бабы Фени — Некрасова, как у дедушки. Но это не девичья фамилия, а по мужу. Данилюк понятия не имел, какую фамилию носил муж бабы Маши… да и была ли она вообще замужем. Умерла-то она еще до его рождения, а вспоминали о ней в семье редко и без удовольствия. Данилюк слышал только, что под старость она совершенно поехала крышей, не узнавала родных и вроде бы даже кого-то убила… или только пыталась убить…

— Фамилию не знаю, — вздохнул он.

— Это хуже. Но ладно, сейчас поищем.