Солдат заглянул в машину, вытащил ее сумку и с шумом вытряхнул ее на капот. Все, что лежало внутри, оказалось на солнце, очки и ручка упали на асфальт и остались там. Когда Анил шагнула вперед, чтобы их подобрать, солдат вытянул вперед руку. В полуденном солнечном свете он медленно рассматривал каждый предмет, держа перед собой: отвинтил крышку пузырька с одеколоном и понюхал, взглянул на почтовую открытку с птицей, вытряхнул бумажник, вставил карандаш в кассету и молча ее покрутил. В сумке не было ничего по-настоящему ценного, но медлительность его движений смущала и раздражала Анил. Открыв крышку ее будильника, он вытащил батарейку. Заметив другие батарейки, еще запечатанные в пластик, он забрал их тоже и передал другому солдату, который отнес их к углублению, наполненному песком, в стороне от дороги. Оставив сумку и ее содержимое, солдат отошел в сторону и, даже не оглянувшись, жестом разрешил им ехать дальше.
Ведите себя тихо, — донесся до нее из темноты джипа голос Сарата.
Она сложила вещи в сумку и села на заднее сиденье.
— Батарейки нужны для изготовления самодельных бомб, — пояснил Сарат.
— Я знаю, — огрызнулась она. — Знаю.
Пока они отъезжали от поста, она повернулась к Ананде, безмятежно вертевшему в руках карандаш.
Валлава находилась и Экнелигоде и на протяжении пяти поколений принадлежала семье Викрамасинге. Последний из Викрамасинге, художник, жил здесь в 1960-х. После его смерти двухсотлетний дом был передан Археологическому обществу и Историческому совету. (Дальний родственник этой семьи имел отношение к археологии.) Когда в регионе стало неспокойно и начали пропадать люди, дом опустел и, подобно пересохшему колодцу, приобрел заброшенный вид.
Сарат впервые оказался здесь еще мальчиком, когда все думали, что его младший брат умирает. «Дифтерия», — сказали взрослые. «Что-то белое во рту», шептали врачи его родителям. И прежде чем Гамини вернулся домой из больницы, Сарат вместе с его любимыми книжками был посажен в машину и отвезен в Экпел и году, подальше от опасности. Викрамасинге путешествовали по Европе, и тринадцатилетний мальчик, оставшись только под присмотром няни, два месяца бродил по садам, рисовал карты троп, проложенных в зарослях мангустами, и создавал воображаемые города с их окрестностями. А тем временем в Коломбо, на Гриппат-роуд, его родители затворили двери и собрались ухаживать за умиравшим младшим сыном, устроившимся, как маленький принц, и вооруженным тайной смерти, о чем не ведал сам.
Лет в тридцать Сарат начал вновь посещать этот дом, когда оказывался в этих краях с археологическими экспедициями, но по меньшей мере последние лет десять он здесь не бывал. Неухоженная пустота здания неприятно поранила его, но он помнил, где спрятаны старые ключи, под нижней перекладиной ограды в отыскал в колючих зарослях в дальнем конце сада ту самую вечную тропу мангустов.
Он открыл все комнаты, чтобы Анил с Анандой выбрали себе спальню и место для работы, а оставшиеся снова запер. Они предпочли занять как можно меньше места, а не захватывать все здание. Обойдя с Анил дом, который теперь показался ему гораздо меньше, он почувствовал, что находится одновременно в двух эпохах. Он рассказал, какие картины висели здесь на стенах прежде; тогда он прожил здесь два месяца и погрузился в себя столь глубоко, что так и не вынырнул оттуда полностью. От дифтерии почти никто не выздоравливает, сказали ему. И он твердо уверовал в смерть брата и в то, что вскоре останется единственным сыном у родителей.
Рядом послышался шорох шагов Анил. Потом ее тихий голос: «Что это?» Они вошли в комнату, выходившую во внутренний двор. На стенах огромными буквами кто-то написал углем два сингальских слова, МАШМКРУКА. И на стене напротив: МАДАНАРАГА.
Что это? Чьи-то имена?
Нет. Встав па цыпочки, Сарат дотянулся рукой до коричневых букв. Не имена.
А второй?
Второй это гость.
Пока Ананда трудился над головой, Анил продолжала изучать скелет, пытаясь обнаружить «профессиональные признаки». Она провела с Саратом больше трех недель, они работали «в поле», не имея связи с городскими политическими кругами. Ни один человек в Коломбо не подозревал о том, что они обосновались в родовой усадьбе, быть может поблизости от места, где Моряка похоронили в первый раз. Не исключено, что здесь Моряк был значимой фигурой и его сумеют опознать. Здесь они будут ближе к истокам событий и их никто не потревожит.