Я задумался, примут ли меня в работный дом с призраком или нет. Я пребывал в ужаснейшем расположении духа и впервые начал действительно раскаиваться в том, что столь грубо расстался с Барнджумом тем ярким июньским утром.
С тех пор я о нем не слышал. Я знал, что он долетел до воды, поскольку раздался всплеск, однако в газетах не появилось ни одной заметки о найденном теле. Озеро хорошо хранит свои тайны.
Если бы только это коварное чудовище, низвергшее меня в нищету, сочло все произошедшее достаточным наказанием и наконец исчезло, оставило меня в покое!.. Однако я понимал, что призрак, увы, никуда не денется — он останется и будет наблюдать за плачевным финалом моей жизни.
Вдруг раздался громкий стук. Через мгновение дверь распахнулась, и в комнату торжественно вступил еще один незваный гость. Он также походил на Барнджума, только был гораздо более материален и наделен даром речи, который незамедлительно продемонстрировал, разразившись потоком оскорблений, самым мягким из которых было «трусливый злодей».
Я вскочил, отшатнулся и спрятался за креслом. Мой затравленный взгляд метался от новоприбывшего к привидению и от привидения к новоприбывшему. К горлу подступил комок отчаяния.
— Послушайте, вы оба, — начал я. — Я в состоянии выносить присутствие одного привидения. Я не наслаждаюсь этим, но как-то терплю. Однако призрачная свора — это, право же, чересчур; такая ноша не по силам ни одному человеку. Я не потерплю такого обращения. Клянусь, я сбегу от вас. Я покину этот бренный мир! Не только Барнджум может превращаться в призраков. Если вы не уйдете, я застрелюсь!
По правде говоря, в доме не имелось огнестрельного оружия, однако я был слишком взволнован, чтобы помнить о таких мелочах.
— Стреляйся сколько тебе угодно, — ответил более материальный призрак. — Не понимаю, что за чепуху ты несешь. Насколько мне известно, я никакое не привидение; я жив и здоров — вопреки твоим стараниям! Но вернемся к делу — ты негодяй!
— Барнджум! Ты жив! — воскликнул я с облегчением. — Но если так, — добавил я, ощущая, что со мной сыграли очень злую и совершенно неджентльменскую шутку, — то, скажи мне на милость, что делает здесь эта дурацкая копия?
Похоже, только сейчас он заметил призрака.
— Ого! Эй, привет! Как зовут эту штуку? — спросил он с любопытством.
— Я назвал его мерзкой помехой! — ответил я. — С того дня — с тех пор, как мы виделись в последний раз, — он всюду следует за мной, ведя себя самым раздражающим и непристойным образом!
Бесчувственная скотина Барнджум лишь хихикнул (что неудивительно):
— Хоть я и вижу это впервые, вы, уверен, отлично друг другу подходите. Надеюсь, он и дальше будет раздражать тебя.
— Это совершенно невеликодушно с твоей стороны, — я попытался воззвать к его лучшим чувствам (если таковые, конечно, имелись). — Быть может, мы расстались и не лучшими друзьями, но…
— Не «быть может», а точно, — сухо прервал он. — Ты сбросил меня с утеса, как только я отвернулся.
— Как бы то ни было, — заспорил я, — глупо вспоминать старые обиды, ты же понимаешь, что это нелепо.
— Нет, не понимаю.
Я предпринял последнюю попытку:
— Сегодня сочельник, Барнджум. Только подумай: в этот час тысячи человеческих сердец наполняются радостью при виде простенькой, но искренней открытки с поздравлениями. В ответ они, наверное, устроят целый пир с непременной индейкой в главной роли. В этот час лоточник раздает последние товары по символической цене, а довольный трактирщик отводит домой последнего из засидевшихся гостей — туда, где его ждут вино, угощения и родные. Пожалуйста, услышь мой зов! Я уже наказан за свою опрометчивость. Лежащее на коврике отвратительное чудовище сокрушило мою жизнь, вызвав невыносимые страдания. Ты не можешь не иметь к нему отношения. Прошу тебя как человека — прогони его! У тебя получится, вот увидишь!
Однако Барнджум даже не пошевелился. Он с мрачным удовлетворением смотрел на собственную призрачную копию, которая подпрыгивала на коврике.
— Пожалуйста, — умолял я. — Я бы сделал это ради тебя, Барнджум. Оно преследует меня уже полгода, и я сыт им по горло.
Барнджум заколебался. За окном кто-то заиграл одну из дурацких американских песенок (то ли «Серебряные нити среди золота», то ли что-то еще — уже не помню). Так или иначе, она, похоже, вызвала живой отклик в зачерствевшем сердце Барнджума: он внезапно разрыдался.
— Ты не заслуживаешь этого, — выговорил он в промежутках между всхлипами, — но так и быть.
Он повернулся к призраку.
— Слушай, ты. Не знаю, как там тебя, но тебе пора убираться. Слышишь? А ну прочь отсюда!
Привидение задрожало, а потом вдруг, к моей превеликой радости, свернулось в комок и моментально усохло в какую-то паутину, которая метнулась в камин и вылетела через дымоход. С тех пор я его не видел.
Как Барнджум спасся? Оказалось, все очень просто; он приземлился прямо на рыбацкую лодчонку, на груду свежепойманной рыбы, и в результате отделался легкими ушибами, а не сломанной шеей. Как только он пришел в себя, ему пришлось уехать за границу по срочным делам. Вернулся он совсем недавно.