Призрак Белой Дамы

Упав, наконец, на кровать, я поняла, что мои опасения не беспочвенны. У меня не было уверенности, что скажет закон, но закон, по которому замужняя женщина лишалась своей собственности, вряд ли стоял на защите ее счастья или самоуважения. Даже имея основание для жалобы, к кому я могла обратиться? Я была еще более одинока, чем в день свадьбы, в сотнях миль от тех немногих людей, которые могли бы проявить хоть какую-то заинтересованность в моем благополучии. И хуже всего то, что я не знала, почему он ненавидит меня или что заставило его так измениться.

Я надеялась — так велика была моя презренная трусость, — что после подписания документов поведение Клэра, возможно, изменится к лучшему. Я с радостью отдала бы ему все мое состояние за капельку доброты ко мне.

На следующее утро я завтракала в своей комнате, что стало теперь уже привычным, и ожидала его отъезда, перед тем как отважиться выйти. Спускаясь украдкой по лестнице, прислушиваясь к мельчайшим признакам его присутствия, готовая в любое мгновение броситься обратно, я чувствовала себя призраком. «Возможно, — думалось мне, — если я умру, я стану одним из персонажей баронов Клэров. Маленький, бледный призрак, появляющийся очень редко, ведь при жизни он избегал людей, чаще его можно слышать: вздохи, шорох крадущихся шагов в вечерних сумерках…»

В холле никого не было, и я, поспешно миновав его, вышла из дому. Теперь я избегала даже служанок; я была уверена, что они знают о моем унижении, и не хотела видеть их сочувственных или любопытных взглядов.

Лошади Клэра были на конюшне, и я вздохнула с облегчением. Мне не хотелось кататься верхом, ведь тогда бы пришлось видеть Тома и других конюхов, поэтому я прокралась на аллею, обсаженную кустами, и пошла прогуляться. В это утро оцепенелость, всегда возникавшая у меня от дозы снотворного из черной бутылочки, была приятной; я стояла, не двигаясь, бездумно разглядывая простиравшееся передо мной пространство, когда вдруг увидела джентльмена на лошади, приближавшегося к дому.

Я спряталась позади высокого цветущего куста. Я сразу узнала маленькую каурую кобылку. Впрочем, и не будь ее, сухощавая фигура всадника, его яркая копна волос были мне хорошо знакомы. Мистер Флитвуд был у нас частым гостем. Он приезжал пообщаться и поиграть в шахматы с Клэром. Я мало видела его, но он всегда ласково разговаривал со мной… Почему же я не подумала о нем в моем отчаянии? Он был священником, и его обязанностью, если не удовольствием, было наставлять людей, попавших в беду.

Вероятно, я бы не обратилась к нему, но, слезая с коня, он случайно увидел меня. Он поклонился с улыбкой и подошел ко мне.

— Чудесное утро, не правда ли? Вы выбрали прекрасное местечко подышать свежим воздухом.

Однако, присмотревшись ко мне внимательнее, он перестал улыбаться.

— Что-нибудь случилось? У вас болезненный вид. Могу я чем-то помочь вам?

Это первое открытое проявление сочувствия ко мне добило меня окончательно. Я расплакалась и рассказала ему всю историю.

По мере моего рассказа лицо мистера Флитвуда заливалось румянцем. Он покачал головой.

— Глупо, бессмысленно и глупо, — пробормотал он. — Прошу вас, бедное дитя, успокойтесь. Я потрясен, буквально потрясен этим последним событием.

Я вытерла слезы носовым платком, который он предложил.

— Наверное, мне не надо было рассказывать вам.

— Нет, нет. — Его возражение было искренним и моментальным. — Вы поступили совершенно правильно, рассказав мне. Я переговорю с Эдвардом. Его вспыльчивый характер всегда опережает здравый смысл. Вы не представляете себе, конечно, что заставило его вести себя так дурно по отношению к вам?

— Кажется, это началось с той ночи, когда вы были у нас. В тот вечер я увидела это… ту вещь в саду. Возможно, моя суеверная глупость разгневала его.

— Ах, да! — Он задумался. — Я помню. Меня очень интересует это явление. Видите ли, я, как вам сказать, изучаю местные суеверия.

— Вы полагаете, я действительно видела ее?

— Что вам сказать? — Его серые глаза встретились с моими. — Не скажу вам прямо: да или нет. Вам, однако, следует помнить о существовании семейных преданий — семейных сложных проблем, о которых Клэр, возможно, не хотел вам говорить ради вас самой. Вам следует поверить, что его гнев не направлен против вас, вы всего лишь несчастная жертва обстоятельств, от него не зависящих.

Его чудесный голос звучал так убедительно. Я мало что поняла из его слов: в них было столько неясного, но общий смысл успокаивал, и я улыбнулась слабой улыбкой.

— Хорошо, — сказал он, похлопывая меня по руке и улыбаясь в ответ. — Вам уже лучше. Я поговорю с Эдвардом, как только увижу его.

Священник удалился, не дожидаясь дальнейшей благодарности. Он шел по дорожке большими шагами, золото его волос сверкало на солнце, и я думала, что он похож на рыцаря из прошлого, отправляющегося на битву во имя любимой женщины. Выражение участия, обеспокоенности и возмущения очень шло ему, оно придавало его привлекательному лицу силу, которая не была ему свойственна в минуты покоя.