Легализация партии коммунистов ровно год назад привела часть общества в шок. Александр также не понимал, с какой стати разрешили открыто выступать и бороться за власть тем, кто уже однажды разрушил Русское государство? Официальный комментарий звучал так: «В условиях демократии все политические силы имеют право на выражение собственного мнения, в том числе коммунисты». Вечером того же дня Горчаков имел на эту тему серьезный разговор с шефиней. Загородный дом Черкасовой, шампанское, страстная любовница зрелых лет — все располагало к романтике, к иным разговорам: о красоте звездного неба, о далеких морях, экзотических островах. Однако Горчаков все еще находился под впечатлением непонятного решения Верховного Суда Империи. Как же так? Большевики теперь среди нас? Пятая колонна будет открыто работать на враждебное государство? Предупреждение мерзкого карлика, что он придет повсюду, уже не было обычной бравадой.
Даже в постели Алевтина не отказывалась от вредной привычки курить. Затянувшись очередной сигаретой, она спросила:
— Тебя что-то беспокоит?
— Заметно?
— Все на твоем лице.
Она рассмеялась и добавила:
— Меня не проведешь.
— Отрицать не стану.
— Хочешь, угадаю? Поссорился с любимой женщиной.
— У меня ты — любимая женщина.
— Я начальница по работе и партнер по сексу. У меня состоятельный муж и респектабельная жизнь. Так что влюбляться в меня не стоит. Наши сегодняшние отношения близки к идеалу. Иного не надо.
— Уговорила.
— Ты не ответил. Долги? Сколько? Я помогу.
— Все гораздо прозаичней. Я думаю о легализации партии Ленина.
— Безобразие! Лежит в постели с привлекательной женщиной, а думает о Ленине. У тебя нормальная ориентация?
— Я серьезно. Никого из моих знакомых эта легализация не волнует. Мол, перспектив у коммунистов никаких, ни на что серьезное претендовать не смогут. А мне все равно не по себе. Помню, как мы бежали из Петрограда. Помню лица комиссаров, особенно одного карлика. Думал, что кошмары навсегда остались в прошлом. Ан, нет! Демократия, свобода! Они нам устроят такую свободу! Неужели наши правители настолько слепы? Они напоминают петухов с закрытыми глазами, не слышащих, как к курятнику подкрадывается хищник.
— Решение Верховного Суда не слишком дальновидно, — согласилась Алевтина. — Мы живем по одним законам и наивно полагаем, что по таким же законам будет жить все общество. Однако есть те, кому мораль цивилизованного человека претит. Они совершают взрывы, убийства, а потом. начинают требовать. Сначала милосердия — помилования за совершенные злодеяния, затем признания своих политических прав и, наконец, власти. Сейчас они малочисленны, потому для общества незаметны. Но порок заразителен, проходит время, и все большее число недовольных вливается в ряды противников общественного порядка. А власть по-прежнему сыплет отговорки, типа: «Нельзя их запрещать, мы же не такие, как они».
— Наивные или. негодяи?
— Знаешь, в чем беда современного мира? Он по-прежнему обожествляет идеи Великой Французской революции. В чем ее «великость»? Обычная кровавая бойня. Робеспьер — тот же Ленин. Лозунг: «Свобода. Равенство. Братство» очень скоро заведет нашу цивилизацию в тупик, затем — к краху.
— Не слишком ли мрачно?
— Мрачно. Но так и происходит, — Алевтина затушила сигарету, откинулась на подушку и резко проговорила.
— Люди проклинают рыночную модель с ее кризисами, безработицей, но никогда не откажутся от нее. Она нужна власти и потому населению внушают: «Система может быть и плоха, но лучше ее нет». А чтобы те не роптали, не искали «пути к счастью», создают разные извращения типа Советов или Рейха. Либо одно зло, либо другое. Ну, что выбираешь?
— Успокоила, — грустно усмехнулся Александр. — Выходит полный тупик?
— Каково сознание народа, таковы и его перспективы. Мы, русские, тоже не хотим жить по законам предков. Подавай западный путь.
Черкасова достала новую сигарету, Александр заметил:
— Много куришь.
— Знаю, к добру не приведет. Хочу поделиться с тобой идеей романа. Чему удивляешься? Я уже поработала в журналистике, могу попробовать себя на поприще романиста?
— Поделись!
— Это фантастика. Представь себе: далекое будущее, колониальный мир рухнул, и его представители, томимые бедностью и бесправием, устремились в демократическую Европу. Европейцы с удовольствием принимают их. Одним нужна дешевая рабочая сила, другие — из традиционного либерализма и идей равенства, а кое-кто из власть держащих использует их как устрашающую силу в борьбе с оппонентами — профсоюзами и прочим. Постепенно мигранты заполоняют новые пространства, смелеют, наглеют, начинают устанавливать собственные правила жизни для самих европейцев.
В городах строят свои храмы, на женщин надевают паранджу. Белые сопротивляются, но как-то слабо, безвольно. К тому же принимаются новые законы, карающие за разжигание расизма, мигранта не тронь! В конце концов, мигранты становятся господами, священными коровами. И, что самое поразительное, коренное население начинает принимать это как данность. Что скажешь?