Призрак Белой Страны. Бунт теней исполненного, или Краткая история « Ветхозаветствующего» прозелитизма

Александр пропустил мимо ушей колкость начальника полиции и продолжал гнуть свою линию:

— Народ желает знать.

— Народу это безразлично, — окончательно рассвирепел Корхов. — Все вы, пресса.

— Как же вы нас ненавидите.

— А за что любить?

— Вы бы отлично смотрелись на соответствующей должности в коммунистической Москве или Ленинграде, — усмехнулся Горчаков.

— Почему?

— Там тоже не жалуют прессу.

Корхов посопел, слыть ненавистником прессы ему явно не хотелось. Поэтому следующую фразу он хоть и с трудом, но выдавил из себя:

— Что интересует?

— Кто убил? Какова цель преступления?

— Я не всезнайка.

— Версии есть?

— Версия — это только версия, — философски изрек Корхов.

— А можно мне пройти вовнутрь?

— Зачем?

— Но ведь убийство произошло в доме.

Корхов помолчал, посопел, затем махнул рукой: мол, что с вами писаками поделаешь. И отдал распоряжение пропустить Горчакова в дом убитой актрисы. Несмотря на внешнюю суровость, начальник полиции Старого Оскола слыл человеком душевным и сговорчивым. Некоторые даже задавались вопросом: как он вообще стал полицейским?

Федоровская занимала приличный каменный особняк с большим двором, садом и несколькими пристройками. Запертая в будке собака бешено лаяла и рвалась наружу. По лестницам и в прихожей сновали хмурые лакеи и плачущие служанки. Один из полицейских вызвался проводить Горчакова к конкретному месту убийства, сообщив по пути новые подробности дела.

Актрису убили в ее же спальне. Спать легла она поздно, попросила слуг не беспокоить. Никто и не заходил к ней. А тут рано утром депеша из Белгорода, передать велено в собственные руки. Личный секретарь Федоровской Наташа постучала к хозяйке. Ответа не последовало, тогда Наташа решилась зайти и увидела, что Зинаида Петровна мертва, преступник перерезал ей горло. Естественно — крики, паника, обмороки.

— А где труп? — спросил Александр, осматривая кровавые простыни и одеяло.

— В морге, — с удивлением ответил полицейский. — Где же ему еще быть?

— Можно переговорить с Наташей и другими слугами?

— Пресса у нас взялась за работу полиции?

— Нет. Просто поможем друг другу, — приветливо ответил Горчаков и, получив соответствующее разрешение, направился в комнату секретаря Федоровской.

Наташе было около тридцати, женщина — довольно миловидная, только слегка портила полнота. Красные от слез глаза смотрели на Горчакова испуганно, устало. Он протянул ей визитку и спросил:

— Несколько вопросов, если позволите?

— Я уже все рассказала полицейским.

Александр применил весь свой шарм и обаяние, ласково улыбнулся, блеснув белоснежными зубами, и доверительно шепнул:

— А мне можно?

Девушка горько вздохнула:

— Тяжело это. очень тяжело.

— Понимаю. Вы ведь были близки с хозяйкой?

— Не скажу, чтобы очень. Да и не могло между нами быть близких отношений. Зинаида Петровна — известная актриса, пусть периферийного театра. Ее приглашали с выступлениями в Белгород, в Ростов, в Харьков. А кто я? Мелкая служащая. Только служила всегда честно.

— Вы, как секретарь, были в курсе ее дел?

— Рабочих — да.

— А личных?

— Возлюбленными ее не интересовалась. Если намекаете на это.

— А они у нее были? — заговорщически подмигнул Александр.

— Как у любой женщины.

Наташа осеклась, боясь, что сказала лишнее. Пресса — не полиция. Здесь не следует особо раскрываться. Да еще предстоит искать новую работу. Наболтай она про хозяйку, пусть мертвую, пойдет молва: сплетница. И тогда точно нигде в Старом Осколе не устроишься. Горчаков все это понимал, но сдаваться не собирался. Как бы невзначай сказал:

— Ходили разговоры про связь Зинаиды Петровны с управляющим банком Ереминым?

— Не видела, не знаю.

— Но ведь он у вас частенько появлялся.

— Какое частенько! Заедет раза два или три в месяц. «Значит, заезжал!»

— Поговаривали, что и госпожа Федоровская к нему была неравнодушна.

— Чушь! Ей и тридцати не было, а ему — почти семьдесят. Кому интересен старик? — здесь она выразительно посмотрела на Александра.

— А деньги?

— Деньги у моей хозяйки водились.

— У актрисы периферийного театра?

— Я же говорю: бенефисы у нее были, по всей России каталась.

— Но и бенефисами, дорогая Наталья, на такую роскошь не заработаешь. Вон какой дом! А от ее нарядов все модницы с ума сходили! У жен наших фабрикантов ничего подобного не было. Моя шефиня только и обсуждала ее наряды!

— Да ну?

— Точно! Уже номер в печать подписывать, а она: «Нет, вы видели, какова была сегодня Федоровская на балу у главы города! В Париже все это куплено, в Париже! Я целую ночь не спала».

Наташа слишком серьезно восприняла его браваду и осторожно заметила:

— Может, Еремин давал ей что.

— А кого-то еще она привечала?

— Скрытная она была!

— Но раз вы секретарь, ведете ее дела, неужели не полюбопытствовали: откуда у вашей хозяйки такие доходы? Вдруг они не совсем честные?

Тут Александр понял, что явно переборщил, лихая кавалерийская атака захлебнулась. И Наташа смекнула, что этот красавчик ради своих целей запрягает ее по полной, сразу насупилась, ушла в себя. Однако Горчаков не отступал, попросил ее рассказать о событиях прошедшей ночи. Наташа с минуту поревела, а затем начала: