Призрак Белой Страны. Бунт теней исполненного, или Краткая история « Ветхозаветствующего» прозелитизма

С администратором Александр говорил слегка срывающимся голосом. Даже сам себя не узнавал:

— Мне к Валентине Репринцевой.

— Она предупредила, что вы подойдете. Пятый этаж, номер 511.

Лифт мягко донес его до пятого этажа. Пока Горчаков искал нужный номер, в груди возникло легкое покалывание. Где-то далеко-далеко звучало предупреждение начальника полиции, что Валентина Репринцева может оказаться агентом спецслужб. «Плевать! Агенты тоже люди!»

Он постучал, и когда Валентина распахнула дверь, тихонько присвистнул! Она выглядела даже лучше, чем вчера. Вот уж действительно: самое прекрасное на свете — женщина!

— Проходи, — улыбнулась Валентина. — О, какие цветы! Он с удовольствием принял приглашение. Уютный двухместный номер, даже беглого взгляда достаточно, чтобы понять — постояльцы живут довольно просто, не жируют.

— Хочешь чаю?

— Не откажусь. А как отреагирует твоя соседка на визит незнакомца?

— Не просто соседка, сокурсница. Ее нет. Она с группой на экскурсии. Организовало ее местное отделение ВКП(б) и комсомол. Мы ведь приехали в вашу страну по их приглашению.

— Собираешься агитировать за коммунизм?

— Собираюсь! — с вызовом бросила Валентина. И тут же как-то виновато оборвала себя. — Не будем о политике. Хотя бы сегодня.

— Не будем, — согласился Горчаков.

Репринцева разлила по стаканам чай:

— А пошли наши ребята к вашему «Смольному», поклониться павшим героям.

Александр промолчал. Для кого-то герои, для него — местные «карлики-убийцы».

— Ваши ребята это сделали зря.

— Почему?

— Не слышала местное поверье?

— Расскажи!

— Подобными визитами можно разбудить души революционеров. Они выходят из своего жуткого пристанища, чтобы вселиться в тела своих поклонников.

— И?..

— Поклонники остаются пленниками зла.

Валентине следовало бы отчитать Александра (сказать такое о борцах за новую жизнь!), но он только пересказывает легенду. И еще. можно ли за светлую идею бороться с помощью убийств и террора?

— И уже пленников не спасти?

— Все в руках самого человека. Пойдем, покажу тебе город, совсем другой Старый Оскол.

Надежда и ее спутники остановились перед руинами дома. Прошкин сказал:

— Власть специально их сохранила. Анти-памятник! Так, мол, будет с каждым! Вот до чего дошла ее ненависть к нам!

Надежда положила на руины цветы. Бледные, взволнованные Давид и Рустам застыли в скорбном молчании. Проходящие мимо люди глядели на них кто с подозрением, кто с недоумением, а молодежь — с любопытством и непониманием. Надежда с горечью произнесла:

— Как им забили головы! Хорошо сработала буржуазная пропаганда!

— Слава героям! — негромко произнес Кирилл Прошкин.

— Слава героям! — повторили одновременно Надежда, Давид и Рустам.

Мертвые развалины как будто. ожили, всем показалось, что серые тени встали над капищем красных идолов. Сначала они приняли это за мираж, однако тени направились к ним. Спохватились комсомольцы слишком поздно: тени прорвали оболочку плоти и оказались внутри каждого. Улица, город исчезли. И где они теперь?

Кирилл увидел себя в маленькой избушке, из окна виднелись ели и сосны. Он в лесу, сидит за небольшим столом, напротив — рыжий, вихрастый паренек.

— Понял задание, Анисим? — строго спросил Прошкин.

— Так точно, товарищ комиссар. Нужно взорвать поезд Курск — Старый Оскол. Только вот закавыка.

— Что такое?!

— Поезд не военный, а гражданский.

— И?..

— Бабы, ребятишки. Да и мужиков жалко. Русские, чай!

— Запомни, у нас больше нет русских. И других наций тоже. Есть мы, пролетарии-коммунисты, а остальные — классовые враги. Так вот: в том поезде — классовые враги.

— Да-а-а? — изумленно протянул Анисим. — Там много нашенских, с завода.

— Они больше не нашенские, поскольку поддержали белых.

— Так. никто никого не поддерживал.

— Все равно враги! Должны были поддержать красных, служить делу мировой революции. Там, Анисим, колеблющиеся. Именно колеблющиеся и безразличные всадили нам нож в спину.

— В поезде моя бывшая теща. Случайно узнал.

— Бывшая, Анисим, бывшая.

— Она тетка что надо. Революции сочувствовала.

— Ты вот что. — после некоторого раздумья произнес комиссар, — ступай пока. А мы покумекаем. Может, ты и прав.

Едва Анисим вышел, как комиссар кликнул еще двоих. Один крупный кавказец с огненным взором выкатывающихся из орбит глазами и орлиным профилем, другой — невысокий, лопоухий, с явными признаками вечного насморка.

— Вот что, ребята, — сказал комиссар. — Поезд тот взорвать надо. Так требует обстановка. Потом эту самую диверсию свалим на беляков.

— Ясно, товарищ комиссар.

— Помните, в каких местах следует заминировать рельсы?

— Не впервой.

— Анисим пойдет с вами.

— Правильно, — обрадовался лопоухий. — Он в нашем деле дока.

— Все гораздо сложнее. Анисим колеблется, неуверен в правильности решений партийных органов. В последний момент может передумать. Своих же и заложит. Так что вы его по дороге того. Лес большой, никто никогда не найдет.

— Он же наш товарищ! — поразился лопоухий.

— А коли продаст? Хочешь у белых в петле болтаться? Или лучше под расстрел? Тебя, еврея, первого пустят в расход.

Озадаченный лопоухий переглянулся с кавказцем и отчеканил: