Еще одна насмешка судьбы: она благополучно пережила лондонский блиц,
[42]а в последний год войны их дом разрушила баллистическая ракета «Фау-2». Она чувствует себя в полной безопасности, заявила Тильда Максу, когда тот осенью 1940 года отругал ее за то, что она осталась в Лондоне. Детей она отвезла к Саре в Саутэм, а сама вернулась в Лондон, где у нее были дела. Когда авианалеты прекратились, дети приехали домой. Потом, спустя годы, в январе 1945-го, возвращаясь из магазина, Тильда увидела клубы дыма на улице, где она жила. Ракета поразила несколько зданий, в том числе ее собственный дом и стоявшие рядом по обе стороны от него. Маленький участок, засаженный травой и деревьями, был усыпан ветками и опавшей листвой; на тротуаре на боку лежала детская коляска с покореженными колесами. В углу площадки стоял автомобиль; пыль серым покровом лежала на ее неподвижных домочадцах. Кто-то налил ей чаю, приняв ее молчание за шок или отчаяние, ведь она потеряла все нажитое добро, а она едва не падала в обморок от облегчения: ее дети не пострадали. В сравнении с этим утрата дома, который они с Максом строили больше десяти лет, была сущим пустяком. Дети вернулись из школы. Джош бегал среди пыльных развалин, восторгаясь новым необычным ландшафтом; Мелисса плакала. «Беда-то какая, — приговаривала она, — все мои вещи разбросаны, в грязи». Ханна и Рози, как обычно, проявляли благоразумие, всех поддерживали и успокаивали. А Эрик, глядя на руины, покашливал в своей привычной манере и грыз заусенцы на пальцах. Потом они собрали все, что удалось спасти, и отправились к Саре в Саутэм.У Тильды отяжелели веки… Она не хотела думать о Саутэме. Не хотела возвращаться в Саутэм ни тогда, ни теперь. Но картины прошлого стояли перед глазами. Май 1945 года. День победы. Она развешивает флаги в деревенском клубе. Ей не радостно — облегчение, усталость и непреходящая печаль владеют всем ее существом. Чтобы не слышать болтовни женщин и детей, она бежит по тропинке мимо церкви к дамбе. Сидит на берегу, глядя на поля, на пушистые облака, скопившиеся на горизонте. Закрыв глаза, вдыхает аромат цветов.
Таволга трехлистная, пупавка полевая. Она до сих пор ощущала их запах.
Стряхнув с платья траву, Тильда поднялась с земли, высматривая Джоша.
— Ну что за мальчишка! — досадливо воскликнула она. Джош вечно куда-то убегал.
По краю поля шел одинокий мужчина — и больше ни души. Тильда побежала, окликая Кита де Пейвли:
— Мистер де Пейвли!
Поля соломенной шляпы отбрасывали тень на его лицо. По приезде в Саутэм Тильда раз пять встречала Кита де Пейвли — когда он выходил с автобуса, возвращаясь домой из школы, в которой преподавал, или в очереди за марками на почте. О Ките де Пейвли она никогда не думала как о своем кузене, равно как и о Джосселин де Пейвли никогда не думала как о сестре. Она вообще старалась не думать о своем с ними родстве.
— Простите за беспокойство… вы не видели маленького мальчика… восьми лет… в… — Тильда помедлила, вспоминая, во что утром одела сына, — в шортах и полосатой фуфайке.
Кит покачал головой. Потом спросил:
— Откуда это у вас? — Он смотрел на висевшую у нее на шее монетку-талисман, которую она забрала у Макса.
— Это? — Тильда оглянулась на дамбу. — На берегу нашла. Где — точно не помню. Давно это было.
— Можно взглянуть?
Она сняла монетку с шеи и протянула ему:
— Старинная?
— Древнеримская. Серебро. Редкая вещь. Черепков здесь встречается много, а вот монет я нашел всего несколько, и те только бронзовые. — Светлые глаза Кита блестели. — Римляне первыми осушили Болотный край. Думаю, здесь было их поселение — я нашел мозаичные кубики в саду дома священника, а в поместье всюду сохранились остатки земляных укреплений. Правда, не все историки согласны с тем, что они могли проникнуть так далеко на восток, но я намерен доказать… — Он внезапно прервал свои рассуждения. — Прошу прощения, миссис Франклин. Ваш сын…
— Найдется. Никуда не денется. А монету оставьте себе, мистер де Пейвли.
Бледное лицо Кита покрылось румянцем.
— Ну что вы…
— Сделайте одолжение. — Она улыбнулась ему. — Я вас очень прошу. А когда вы прославитесь и устроите выставку в Британском музее, на табличке под монетой не забудьте написать «Дар Тильды Франклин» — в знак признания моей эрудированности и благородства. Для меня это будет большая честь.
Что-то ее разбудило: крик птицы или, может, шум машин на дороге. Тильда села в кровати, глядя в темноту; сердце громко стучало в груди. Если отодвинуть шторы, что она увидит: восхитительный сад Красного дома или ровные поля и узкие водотоки Саутэма?