Призрак для Евы

За несколько коротких месяцев, прошедших после первой свадьбы с Джимсом, она получила представление о том, как работают средства массовой информации, но по-прежнему не знала, что газету, которую увидит только в семь утра, корреспонденты конкурирующих изданий прочтут накануне вечером. Поэтому Зилла была уверена, что у нее есть несколько часов, чтобы приготовиться к толпе репортеров, которая соберется у входа в «Сады аббатства». Джордан снова заплакал. Зилла дала ему хлопья и кружку молока. Он сунул руки в кружку, словно это чаша для ополаскивания пальцев, и тихо заскулил, издавая странные звуки, нечто среднее между стоном и песней.

Из своей спальни пришла Евгения и потребовала объяснить, почему все так рано встали и что делают на улице эти люди. Зилла подошла к окну. Все уже здесь, ждут ее. На этот раз она не станет их сторониться, не будет прятаться или спасаться бегством через гараж. Добро пожаловать. Зилла вспомнила о женщинах, имена которых были на слуху: они сделали стремительную карьеру на телевидении или в модельном бизнесе или стали знаменитостями, не обладая никаким конкретным талантом, а просто раздевались на публике, выступали против чего-нибудь или изображали из себя жертв. Неужели у прекрасной двоемужницы, вдовы убитого в кинотеатре и жены публично разоблаченного гея из числа парламентариев нет надежды на успех?

Но журналисты пока не должны ее видеть. На преображение ей нужен час. Зилла набрала ванну и взяла с собой Джордана, чтобы он хоть ненадолго умолк.

Глава 26

Все субботнее утро Соновия поглядывала на улицу и особенно на дом мистера Кроута, но Гертруда Пирс никуда не уехала. Соновия все время заходила в гостиную и смотрела в окно, боясь пропустить ее.

Пришел Лаф с кружкой кофе в руках.

— Зачем ты сидишь тут и смотришь в окно?

— На Сиринга-роуд никогда ничего не происходит.

— Вот и радуйся. А что бы ты хотела?

Соновия проигнорировала его замечание. Парадная дверь мистера Кроута приоткрылась. Из нее вышел старый черный кот, и дверь захлопнулась.

— Пойдем сегодня куда-нибудь?

— Как хочешь, только не трогай меня теперь — ты меня отвлекаешь. — Соновия часто укоряла себя за недостаточную бдительность в те времена, когда здесь появлялся Джок. Теперь она жалела, что ни разу не видела его лица!

Лаф посмотрел в газете, какие сегодня идут фильмы. Ничего, что могло бы понравиться им с Соновией. Кроме того, после убийства Джеффри Лича он уже не получал такого удовольствия от кино, хотя они несколько раз туда ходили. Если подумать, это очень странно для сотрудника городской полиции, который должен быть закаленным и невозмутимым, но когда сидевший впереди человек вставал, Лаф каждый раз ожидал увидеть блеск ножа или опасался споткнуться в темноте о лежащее на полу тело. А что, если вместо кино сходить в театр? Там он был дважды в жизни: один раз, еще в детстве, смотрел «Мышеловку» по Агате Кристи, а потом, на свой сорокалетний юбилей, — мюзикл «Мисс Сайгон». Может, «Визит инспектора»? Похоже, там речь идет о полиции, и тогда Лаф будет раздражаться, если они напутают с процедурой. С другой стороны, потом он сможет указать Соновии на все неточности. Каждый театр предлагал краткие описания своих пьес. Лаф прочитал, что это «известный психологический триллер». Звучало неплохо. Он взял телефон и заказал три места на восемь пятнадцать. Соновия будет поражена, а что касается Минти… Лафу очень хотелось посмотреть на лицо Минти, когда она услышит об этом.

Если Соновия стерегла Гертруду Пирс, то Минти ждала следующего появления миссис Льюис. Она гладила. Рубашка в темно-зеленую и светло-зеленую полоску лежала на самом верху. С тех пор, как Минти гладила ее, не прошло и десяти дней. Наверное, владелец очень к ней привязан; может, это его любимая рубашка. Минти расправила ее на гладильной доске, пощупала ткань. Достаточно влажная, но не слишком, и от прикосновения утюга от нее не поднялся пар.

Минти гладила рубашки для Джока, не очень много и нечасто, но если он оставался на ночь, не позволяла ему утром надеть ту же рубашку. В следующий его приход она вручала ему чистую, и Джок говорил, что не встречал никого, кто гладил бы лучше Минти. В тот день он повел ее в боулинг. Это был самый удивительный день в ее жизни. Минти приладила картонный воротничок, а когда вкладывала рубашку в целлофановый пакет, по ее щеке скатилась слеза и упала на тонкую прозрачную пленку. Минти вытерла слезу и вымыла руки. Потом подумала и вымыла лицо. В тесной маленькой комнате пахло моющим средством и зноем — не паленой тканью, а по-настоящему жарким летним днем. Она была одна: никто на нее не смотрел, никто с ней не спорил. Призраки не появлялись все утро. Минти начала гладить одну из последних рубашек — оставались еще две — белую, в очень светлую розовую клетку.