Призрак для Евы

Минти ничего не ответила, потому что была уверена: Тетушка может говорить, но не слышит. Года за два до смерти она оглохла.

Голос не умолкал почти весь вечер. Из окна гостиной Минти видела, как Соновия и Лаф пошли в кино. Вечера стали светлыми, и солнце еще не зашло. Но в доме царила полутьма, потому что Тетушка, а теперь Минти всегда отдергивали занавески только наполовину. Для городской черты Лондона и не самого богатого района здесь было очень тихо. Один ее сосед, мистер Кроут, жил в мрачном молчании, а Уилсоны не увлекались телевизором и не имели привычки громко смеяться. В отсутствие каких-либо звуков голос Тетушки вернулся, убеждая Минти уничтожить Джока и избавить мир от его злого духа.

На следующий день толстовка, которую надела Минти, оказалась теснее и короче, и нож проступал сквозь нее, выпирая, словно какая-то рама. Она попробовала другие способы брать его с собой и обнаружила, что лучше всего носить его на правом бедре под брюками, подвесив к ремню.

Лекция ждала Зиллу на следующее утро. За последние десять дней Джимс ни разу так не одевался. Возможно, она вообще не видела его таким подтянутым и элегантным. На нем был темно-серый костюм, превосходно сшитый, за который он заплатил 2000 фунтов на Сэвил-роу[31], накрахмаленная белая рубашка и шелковый галстук синевато-серого цвета в вертикальную желто-оранжевую полоску. Зилла всегда знала: ничто так не украшает мужчину, как строгий темный костюм, — и теперь при виде Джимса совсем загрустила. Она плохо спала, и ей было необходимо вымыть голову.

— Мне нужно с тобой кое-что обсудить. Пожалуйста, садись и слушай. Я понимаю, что любые обвинения бесполезны. Сделанного не вернешь. Меня беспокоит будущее. — В его тоне чувствовались Итон и Бейллиол[32]. — Я не желаю, чтобы ты разговаривала с журналистами, Зилла. Ты меня понимаешь? Вообще. Никаких исключений. Откровенно говоря, когда ты начала свою кампанию в прессе, я и представить не мог, что ты будешь такой неосторожной и неуправляемой. Я ждал от тебя хотя бы минимальной осмотрительности. Но, как я уже сказал, обвинений не будет, так что закончим с этим. Главное, что ты должна запомнить, — никаких контактов с прессой. Поняла?

Зилла кивнула. Она вспоминала очаровательного мальчишку из своей юности, который был милым и забавным товарищем, а также обходительного мужчину, который скрашивал ее одиночество в Лонг-Фредингтоне и который, как ей казалось, был с ней заодно в веселом тайном заговоре — Зилла и Джимс против всего мира. «Это мой муж», — подумала она, и ее сердце камнем рухнуло куда-то вниз.

— Мне хотелось бы услышать это от тебя, Зилла.

— Я не буду общаться со средствами массовой информации, Джимс. Пожалуйста, не сердись на меня так.

— Попрошу Мелину Даз, чтобы она проследила за тобой. Ты, кажется, сказала, что собираешься забрать детей? Желательно, чтобы ты осталась пару дней у родителей.

— В Борнмуте?

— А чем плох Борнмут? Милый морской курорт, и детям там нравится. Получишь возможность узнать о здоровье отца. Представь, как это будет выглядеть, если попадет в газеты: во-первых, ты не стала прерывать отдых на Мальдивах, когда у твоего отца случился сердечный приступ, и, во-вторых, не поспешила к нему сразу после возвращения.

— Но я узнала о его болезни только вчера вечером!

— Конечно, поскольку не дала себе труда позвонить матери, пока была в отъезде, хотя оставила на нее детей.

Крыть было нечем. Даже Зилла это понимала.

— Сколько я должна там пробыть?

— До пятницы.

Целая вечность.

На дорогах были пробки, и когда Зилла подъехала к дому родителей, часы показывали почти шесть. Отец лежал на диване, а на маленьком столике рядом с ним громоздились коробочки и флаконы из-под лекарств. Выглядел он превосходно: глаза сияют, на лице румянец.

— Бедный дедушка упал на пол, — важно сообщила Евгения. — Он был один. Нанне пришлось привезти меня и Джордана, чтобы спасти ему жизнь, и я сказала: «Если бедный дедушка умрет, мы должны найти кого-нибудь, чтобы зарыть его в землю». А он не умер.

— Как видишь, — с улыбкой сказал Чарльз Уолтинг.

— Мы поехали в больницу, и Нанна сказала дедушке: «Твоя дочь улетела на край света, а я не знаю номер ее телефона».

Нора Уолтинг собрала вещи детей и приготовила сандвичи, чтобы они могли перекусить в машине по дороге домой. Когда Зилла сказала, что остается до пятницы, она тяжело опустилась в кресло и ответила, что это невозможно. Еще один день слез Джордана и бесцеремонности Евгении она не выдержит, не говоря уже о присутствии самой Зиллы.

— Никому мы не нужны, — спокойным голосом констатировала Евгения. — Мы просто обуза. А теперь и наша бедная мамочка тоже.

Смягчившись, Нора обняла ее одной рукой.

— Нет, моя дорогая, ты не обуза. И твой братик тоже.

— Если мы не можем здесь остаться, куда же нам идти? — растерялась Зилла. Знай она Библию, то сказала бы, что лисицы имеют норы и птицы небесные — гнезда, а она не имеет, где преклонить голову[33]. — В отель?