Она забывала есть. Почти каждый вечер они с Джеффом выпивали бутылку вина, но теперь Фиона не могла выносить боль, которую причинял ей вкус этого напитка. Она легко и быстро теряла вес — тазовые кости выпирали, локти стали острыми. В таком состоянии — у нее еще оставались силы шутить над собой — ее можно приглашать на программу Мэтью. Хоть бы Мэтью пришел к ней! Или Мишель… Телефон больше не звонил. Что-то мешало ей снять трубку и позвонить самой; у нее просто не осталось сил ни на какие действия. Раздумывая, не пойти ли к соседям, Фиона представляла, как выходит из своей парадной двери, звонит к соседям, дверь открывается, и два человека смотрят на нее так, словно видят в первый раз, как будто она случайно забрела к ним, чтобы продать какой-то товар или вручить брошюру.
На ночь она принимала снотворное, темазепам. Таблетки усыпляли ее, но это был тяжелый сон, насыщенный сновидениями. В них обязательно присутствовал Джефф. Например, возвращался из какой-то заграничной поездки. Фиона, уже решившая, что его нет в живых, испытывала безграничную радость от встречи, а он обещал, что больше никогда не покинет ее. Хуже всего было пробуждение, возвращение к реальности.
Газеты продолжали приходить — и отправлялись в мусорное ведро. Хорошо бы вынести ведро, пока оно не стало слишком тяжелым, но в понедельник все равно придется заставить себя принять ванну, спуститься в метро и поехать в Сити, к Лондонской стене[47]
. Подняв газеты с коврика перед дверью — несмотря на то, что она их ненавидела и была исполнена решимости даже не смотреть на них, — Фиона заметила на первой странице фотографию женщины, лицо которой показалось ей знакомым. Вне всякого сомнения, это бывшая жена Джеффа.Нет, не
Фиона выронила газету. Потом легла на пол в холле, лицом вниз, переполненная болью, горем и почему-то стыдом.
— Я подам в суд на эти грязные листки за клевету, — сказал Джимс, когда мистер Уголовный Розыск на пять минут оставил его наедине с адвокатом. Он совсем забыл, что высмеивал Зиллу за такое же заявление.
— У вас есть лишний миллион долларов? — Дэмиан Причард был немного старше своего клиента, но очень похож на него: высокий, темноволосый, с классическими чертами лица, тоже гей. — Миллион, который вам не жалко выбросить на помойку или отдать нищему?
— Разумеется, нет. Но мне он и не понадобится. Я выиграю суд.
— Бога ради, окажите мне любезность, позвольте вам кое-что сказать. Когда я был ребенком, по соседству с моими родителями поселился адвокат. Я всю жизнь буду помнить, как отец сказал матери: «Он адвокат, не дразни его». Думаю, что это сыграло существенную роль в моем желании стать адвокатом. То же самое относится к редакторам газет. Не дразни их. — Дэмиан раздраженно покачал головой. — Вы не могли бы придумать алиби получше того, что пытаетесь скормить полиции? Боже, они возвращаются.
Конечно, Джимс мог усилить свое алиби. Сказать правду. Но это худшее, что он может сделать, а результат будет настоящей катастрофой, какой ему еще не приходилось переживать. Он снова сел за пустой стол; рядом Дэмиан, напротив мисс Строгость и мистер Уголовный Розыск. Все сидели на стульях, которые Джимс не поставил бы даже в сарае. По крайней мере, при обращении к нему полицейские называли фамилию и титул, хотя он задавал себе вопрос: долго ли так будет продолжаться?
— Трудность в том, что никто не подтверждает вашего присутствия в Фредингтон-Крус в пятницу после полудня, а также вечером, мистер Мэлком-Смит. Двое посетителей дома заметили, что вашей машины не было.
— Кто?
— Я не вправе вам это сообщать. Вы по-прежнему настаиваете, что провели там вечер пятницы? И остались на ночь?
— Мой клиент, — вмешался Дэмиан, — уже вам это говорил. Несколько раз.
Джимс начал сердиться.
— Зачем мне убивать того парня? Какая у меня причина протыкать его ножом?
— Понимаете, мистер Мэлком-Смит, — сказала мисс Строгость, инспектор уголовной полиции, — тот парень был женат на даме, с которой вы вроде как вступили в брак. — Она улыбнулась, увидев, как поморщился Джимс. — Вы были очень заинтересованы, чтобы избавиться от него, особенно если он угрожал раскрыть правду, скажем, прессе.
— И что? Раскрыл бы кто-то другой. В любом случае он меня не шантажировал. Я думал, они с Зиллой не регистрировали брак. Мы с ним не виделись несколько лет. — Как и любой другой человек на его месте, Джимс с готовностью правдиво отвечал на любые вопросы, кроме одного. — Думаю, года два.
На лице женщины было явно написано: «По вашему утверждению».
— Вы вернулись в Лондон в пятницу после обеда, не правда ли, мистер Мэлком-Смит?