Призрак другой женщины

После убийства двух охранников в окрестностях ее дома все ее добровольные защитники куда-то подевались. Лешка ходил стороной, даже его родители перестали здороваться. Макар вежливо здоровался, да и только. И то вот теперь пострадал. А Митька…

Загадочный, прекрасный Митька, от взгляда которого у нее ползли мурашки по коже и хотелось спрятаться глубоко и подальше. Что с ним? Почему он исчез? Испугался? Сбежал?

– Это ты точно подметила, Катюха. – Виктор почесал лысую макушку, мотнул головой в сторону банки с повидлом. – Давай уже пироги-то стряпать да прогуляемся потом.

– Куда? – не поняла она.

– В архитекторский дом, – хитро подмигнул ее помощник. – Сам-то он помер, а дело-то… дело живет, как говаривали великие.

С пирогами она управилась часа за полтора. Сложила в большой эмалированный таз, накрыла чистым полотенцем. Проверила замаринованное мясо – пахло оно потрясающе. Осталось запечь его и сварить картошку. И обед был почти готов. Картошку Витька начистил еще с раннего утра. Варить ее недолго. Сегодня к пяти часам должны были заехать три экипажа, звонили вчера. Успеет приготовить. Сейчас надо бежать.

– Одевайся теплее, Катерина, – недоверчиво смерил взглядом ее тонкую куртку, джинсы и легкие ботиночки Виктор. – Там такая дрянь на улице…

Она не послушалась и пожалела прямо за воротами. Ветер пронизывал до костей, швырял в лицо и за воротник ледяные дождевые капли, заставлял ежиться и жаться к Витькиному боку. Он ворчал, но под руку держал ее бережно, будто хрустальную. Потом и вовсе стащил со своей шеи шарф и подвязал ей под воротник курточки. Куртка с чужого плеча тут же распахнулась на его худосочной груди, и дождь принялся молотить Витьке прямо по верхним пуговицам рубахи. Он терпел, хотя губы у него и подрагивали.

Дом архитектора они нашли без труда. Он один такой был в их районе – красивый, затейливый, с башенками, мансардами и резными наличниками. Они позвонили в звонок на калитке, им никто не открыл.

– Может, он не работает, – решительно потянул на себя калитку Виктор и шагнул во двор. – Идем, идем, не съедят же нас.

Есть было некому. Собачья будка таращилась на них растрескавшимся входом, цепь тянулась по земле ржавым червем, там же валялась перевернутая миска с прохудившимся днищем.

Витька принялся энергично стучать в деревянную дверь. Странно, но им открыли, хотя стучать пришлось довольно долго.

– Здравствуйте, Анна Ильинична, – поклонился он с непривычной для Кати улыбкой. – Не узнаете меня?

На пороге стояла очень древняя женщина в шерстяном длинном платье непонятного цвета, с зализанными в маленький пучок совершенно седыми волосами и подслеповато щурилась на гостей.

– Анна Ильинична, ну как же! Я Виктор… Виктор Иванович. Учитель истории. Ваш внук…

– Ах, Витенька!!! – Она всплеснула сухонькими ручками, старое, покрытое морщинами и пигментными пятнами лицо женщины разгладилось. Она повернулась к ним спиной и махнула рукой, приглашая. – Совсем ослепла. Проходите, проходите, нечего стоять в дверях. Господи, сейчас чай будем пить. Как я рада гостям, как рада! Раньше у нас каждую пятницу и субботу бывали гости. А как Святослав Сергеевич умер, так все… Но я, что же, я не в обиде. Он был интересен всем и как специалист, и как собеседник. Я, что же… Я не в обиде…

Они вошли в гостиную, опрятную, но заметно обветшавшую. Потолок растрескался, по углам отошли обои, портьеры выцвели от времени и солнца, шикарный прежде ковер на полу был вытерт в центре и возле дивана. Но мебель была хороша. Старинная горка с дорогим фарфором, этажерка с необыкновенным, величественным, огромным, то ли золотым, то ли позолоченным кубком, который невероятно сверкал даже в тусклом свете ненастного дня. Две тумбочки по бокам пухлого дивана, покрытого белоснежным чехлом. На тумбочках – две точные копии кубка с этажерки. Возле окна – два кресла, тоже в чехлах.

– Присаживайтесь, – с гордостью произнесла старая женщина, заметив восхищение во взглядах гостей. – Я сейчас принесу чай.

Принесла она его минут через сорок. Они все извелись от ожидания. Но не торопить же было старую даму, основательность при приеме гостей для которой была девизом. Столик, который она вкатила в гостиную через сорок минут, был накрыт такой накрахмаленной скатертью, что углы топорщились в разные стороны. И сколько потом Катя ни пыталась их примять, – бесполезно. Скатерть была просто каменной. В центре столика стояла крошечная вазочка с кустиком фиалок, которые, как подозревала Катя, Анна Ильинична позаимствовала в цветочном горшке. Три чайные пары необычайно тонкого фарфора, три розетки с разным вареньем, ваза с печеньем и ваза с наломанным неровными дольками шоколадом.

– Прошу вас, господа, – чопорно пригласила она их к столику. – Извините за скудное угощение. Раньше, когда Святослав Сергеевич был жив, мы никогда не нуждались. А сейчас… я живу, можно сказать, подаянием. Что дети дадут, то есть… Угощайтесь.

Катя вежливо попробовала все, изо всех сил стараясь не морщиться от противного чая, засахарившегося еще года три назад варенья и печенья, попахивающего плесенью.