Призрак Фаберже

— Я тоже. Дмитрий, помнишь о том предложении, которое ты мне сделал в Нью-Йорке? То же самое мне потом повторила мадам Дикаринская.

— Помню, — ответил Дмитрий потеплевшим голосом.

Саша перешел на русский, чтобы лейтонцы ничего не поняли.

— Когда приедем в Большой, давай сядем где-нибудь в сторонке и обсудим это дело, пока наши будут смотреть балет.

— А что именно мы будем обсуждать?

— Твое предложение.

— Не уверен, что оно еще в силе, — уклончиво ответил Дмитрий.

— Жаль.

— Почему жаль? — поднял брови Дмитрий.

— Потому что тогда ты не узнаешь, как мне удалось доказать подлинность Снегурочки, остановить судебный процесс и оставить ее на торгах — ведь мы оба знаем, что это подделка.

— Смелое заявление, — усмехнулся Дмитрий. — А почему интерес к моему предложению возник только сейчас?

— Все это дело показало, что в «Лейтоне» прекрасно могут обойтись и без меня, а вот тебе я нужен позарез. У тебя грандиозные планы и прекрасные мастера. У меня — опыт и имя, которые помогут воплотить эти планы в жизнь. Вместе мы сможем многого добиться.

— Ну что ж, давай потолкуем, — согласился Дмитрий.

Они пожали друг другу руки. Вдруг раздались негромкие аплодисменты. Оглянувшись, Саша увидел, что в зал вошла Виктория и, как всегда, затмила всех остальных дам.

На ней было длинное белое платье из сверкающего тюля, собранного сзади в высокий турнюр. В таких дамы танцевали на балах в конце девятнадцатого века.

— На этот раз Диор, — сообщила Виктория, целуя Сашу.

— Ты что, привезла с собой сотню чемоданов? — ехидно поинтересовался он. — Никогда не поверю, что ты купила это здесь.

— Я все предвидела заранее, — коротко ответила она.

— Ты великолепна.

— Согласна. Привет, Дмитрий. Надеюсь, мы все теперь друзья.

— Да, — ответил он, просияв. — Одна большая счастливая семья.

— Кто бы сомневался, — промурлыкала Виктория, беря бокал с шампанским из рук подошедшей Марины.

— Итак, — с энтузиазмом начал Джон Бернхэм. — Я бы хотел поднять этот бокал за Озеровских и Шутиных, которые положили конец этой нелепой истории, за Сашу, который так много для этого сделал и в своей новой должности, несомненно, сумеет добиться еще большего. За всех вас и ваши успехи!

Залпом осушив бокал, он повернулся к подошедшему поздороваться Дмитрию.

— Твой босс просто прелесть, — восхитилась Марина. — Особенно если учесть, что он пьет за здоровье своих бывших врагов. Похвальное великодушие.

Ее перебила Маша:

— Извините, но внизу вас уже ждут машины.

— Спасибо, Маша, — поблагодарил ее Саша. — Вперед, держим курс на балет.

Все приезжающие в Москву первым делом стремятся попасть в Большой театр. И он того стоит, подумал Саша, проходя между колоннами, над которыми вознеслись бронзовые кони, похожие на тех, что украшают собор Сан-Марко и Бранденбургские ворота. Первым московским театром был публичный театр князя Урусова, но в начале девятнадцатого века в Москве решили построить большой оперный театр по проекту архитектора Михайлова. Строительство завершилось в 1824 году, но театр дважды горел и в 1854 году был отстроен заново тем же архитектором, который возводил Мариинский театр в Петербурге. Но в отличие от Мариинки с ее сдержанными голубыми тонами зал Большого горел пурпуром и позолотой, а его обширный партер и многочисленные ярусы вмещали около двух тысяч зрителей.

В отделанном мрамором фойе с хрустальными люстрами толпилась разномастная московская публика. Но, предъявив на входе билеты, люди сразу же разделялись в зависимости от мест и, следовательно, имущественного положения. В дорогих ложах, как и до революции, сидела московская элита.

Войдя в дверь ложи следом за четой Бернхэм и дамами, Саша оказался в небольшом салоне с хрустальными канделябрами на обитых красным шелком стенах. Здесь стоял стол с закусками, водкой и шампанским. Пройдя дальше, они очутились в ложе с высоким потолком и золочеными креслами. Саша помог дамам занять свои места.

Огромный театр заполнялся публикой.

— Должен признать, что вид отсюда потрясающий. Я первый раз в этой ложе. Просто дух захватывает, — сказал Саша, обращаясь к Виктории.

Виктория внимательно оглядывала зал. На красном бархатном занавесе были вытканы гербы Советского Союза с серпом и молотом в центре. Такой же герб сиял у них над головами, заменив собой двуглавого российского орла, когда-то парившего над царской ложей.

— Почему здесь по-прежнему коммунистические символы? — спросила Виктория. — Ведь их отовсюду убрали.

— В этом театре большевики отмежевались от меньшевиков, — объяснил Саша. — Здесь было принято решение о создании Советского Союза. Я думаю, что эти символы имеют историческое значение. Мне это совсем не мешает — зал и с ними выглядит отлично.

— Просто сказочно, — согласилась Виктория.

Саша посмотрел на соседние ложи. Там сидели нарядно одетые женщины в сверкающих драгоценностях. В Нью-Йорке таких украшений уже не увидишь. На Манхэттене вошел в моду пуританский минимализм. Но в Москве люди, казалось, наслаждались возможностью продемонстрировать свою власть, немыслимое богатство и красоту.