— Ты вот што, — внушительно промолвил он. — Ты приятелям накажи, штоб не больно его слушали, в рот ему штоб, слышь-ка, не смотрели, не то беда будет. Ему, знамо дело, только одно и надобно, волчаре. Да только то, што надобно ему, не надобно нам. Понял, нет?
— Понял, батя.
— Вот и ладно.
Они замолчали. Сигурд покосился на Уллу. Та медленно водила ложкой по тарелке, опущенные глаза уперлись в одну точку.
— Ты совсем не ешь, — укорил Сигурд. — Можно ль так?
— Я ем, дядечка, — ее голос звучал тускло.
— Где ж ты ешь. Вон, ничего не тронула… Што ты, а? Ведь заболеешь.
Улла промолчала, осталась в прежней позе. Казалось, слова отскакивают от нее, будто камни от стены. Сигурд ничего больше не сказал, лишь вздохнул, качая головой.
Чуть погодя у дверей послышалась возня, и Сигурд выпрямился. Все обернулись.
Трое дружинников показались на пороге, прошли прямо к очагу. Один из них поклонился Сигурду, и ярл склонил голову в ответ. Спросил:
— Иль случилось што, Атли?
— Человек тут от конунга пришел, — отозвался воин. — Сказывает, дело есть к тебе.
— Это какое?
— Не открыл, слышь. Тебя хочет видеть. Сигурду, говорит, скажу, кому другому — ни-ни. Конунг не велел.
Сигурд погладил бороду.
— Ладно, — молвил он. — Пускай заходит.
Через пару минут дружинник воротился с послом, молодым русобородым ярлом. При его появлении Сигурд поднялся, и ярлы поклонились один другому.
— Вот уж не ведал, што это ты, Олаф, — Сигурд щелкнул пальцами. Раб принес стул. Усадив посланника, Сигурд опустился в свое кресло.
— Што слышно, родич? — спросил он.
— Да так, по-маленьку, — ярл стрельнул любопытным взглядом в Уллу. Перевел глаза на Брана. Отвернулся. — У меня новостей особых нету.
— Как жена?
— Ничего.
— Обедать будешь?
— Благодарствую, только что с обеда. Ты это, вот чего… конунг ведь меня к тебе послал.
— Знаю. Зачем?
— Обсудить с тобой хочет это, ну, положенье, — снова быстрый взгляд на Уллу. Та застыла, стиснув руки. — Зовет вас, стало быть, к себе. Всех.
— Всех?
— Он сам мне так сказал, — Олаф пожал плечами. Посмотрел на Брана, и тот нахмурился.
— Когда? — спросил Сигурд.
— А прям завтра, с утречка.
— В дом к нему мы не пойдем.
— Ясное дело. Да он и не думал в дом вас приглашать, чтоб не посчитали, будто заманивает. На площадке соберемся, возле капища. Придешь?
— Приду, чего ж не прийти? Придем непременно. Всем семейством и заявимся, — Сигурд усмехнулся. — Послушаем, што он желает нам сказать.
Олаф не ответил.
— Што еще он велел передавать-то? — спросил Сигурд.
— Больше ничего.
— Ну, ничего, так ничего. Да што ж ты, Олаф, право слово, будто неродной! Хоть браги выпей. Или квасу, подать тебе квас? Хозяйка делала. В другом месте ведь такого не сыщешь.
— Эх! — ярл махнул рукой. — Давай. Лопну, так лопну!
— Давно бы так, — Сигурд сделал знак рабыне, и перед гостем поставили тарелку и кувшин. За столом зашевелились, все снова принялись за еду. Улла сидела без движения и казалась каменной. Ладони были крепко сжаты, так, что побелели пальцы. Бран положил ей руку на колено. С тем же успехом он мог коснуться статуи: девушка не шелохнулась, словно даже не почувствовала.
Через пару минут Брана окликнул Эйвинд. Покуда они разговаривали, Улла встала, вернулась на постель. Полог задернулся, и Бран перестал ее видеть.
— А ты чего, вправду их обженишь? — спросил Олаф. Хоть ярл старался говорить тихо, Бран услышал и сдвинул брови. Олаф, кажется, смутился.
— Конешно, — сказал Сигрурд. Он сидел, откинувшись в кресле, и тянул из кружки пиво. — Да еще как!
— Торгрим, слышь, ни в жизнь согласия не даст, — понизив голос, молвил Олаф.
— То его дело, — Сигурд обтер усы. — А только свадьба у нас будет, и точка. Я тебя тоже приглашаю, коль не сдрейфишь.
— Ох, родич, с огнем играешься…
— Вот уж нет, — возразил Сигурд, — не играюсь. Не до игр. Я делаю то, што считаю правильным. Всю жизнь, слышь, так поступал — и впредь собираюсь, и тебе советую.
— Смотри, а ну, как Торгрим взбеленится? Ты его знаешь. Закусит удила — и перед войной не остановится.
— Ничего, авось одумается. А нет, — Сигурд поднял бровь. — Ему же хуже.
— Ой ли? Тогда всем худо будет.
— Поглядим.
— Как бы поздно не было.
— Што ты, родич, будто старик, все причитаешь! — Сигурд хлопнул Олафа по плечу. — Оставь чего и на завтра. Этих песнопений мы и завтра досыта наслушаемся, а, сынок? — Сигурд подмигнул Брану. Тот ничего не сказал.
— Не по закону ты заместо отца-то решаешь, — заметил Олаф. Сигурд нахмурился и ответил:
— Я закон не преступал. По закону приемная дочь — все одно, што родная. Скажешь, нет? Вот то-то! Он от нее отказался? Отказался. Оба раза, и при всех, все слышали. Он бросил — я подобрал, стало быть, мое. А до моего пускай не касается, руки выдерну, — Сигурд потемнел лицом, и глаза сверкнули. За столом стало очень тихо. — Довольно я ему прощал, хватит, надоело. Я не мальчонка пятилетний, в углу сидеть. По углам отродясь не прятался, и уж, конешно, не от него. Привык кулаком на всех стучать, так я ему…
— Тише, — остановила Хелге. — Чего развоевался?
Повернувшись, Сигурд встретил ее твердый взгляд.