— Я… — ответил Бран. — Я по нашему обычаю.
— Но, сынок, — после паузы начал Дэвайн. — Ты ведь понимаешь, что это не имеет веса. Она ведь не христианка, да и священника не было. Так что вряд ли…
— Я знаю. Но я верю, что Бог все видит. Он знает, что я ее люблю. Я был обязан. Я должен был это ей… и себе.
Тишина.
— Ты считаешь, что я поступил глупо, да? — выговорил Бран.
— Нет. Если ты правда ее любишь, то, конечно же, нет.
— Я ее люблю.
— А она?
Бран укусил себя за палец. Отец положил ему руку на плечо:
— А она, сынок?
— Не знаю, — ответил Бран. — Я ничего уже не знаю. Она больше не хочет меня видеть. Ничего не говорит, как будто сердится. Я не понимаю, что произошло. Хотя до этого… много чего произошло. Но мне казалось, она меня простила. Мне казалось… я думал, она меня любит. А теперь… теперь она совсем чужая, как будто я ее враг. Я не знаю, что мне делать, — он обхватил голову руками. Дэвайн сказал:
— Да, сынок. Иногда это бывает очень сложно, я понимаю.
Бран повернулся.
— Правда? — спросил он. — Понимаешь?
— Конечно.
— Значит, ты не сердишься?
— Нет. Ты не сделал ничего плохого. Ты уже взрослый, когда-нибудь это должно было произойти. Это случается, рано или поздно, — Дэвайн усмехнулся. — Ничего не поделаешь. Лет-то ей сколько, а?
— Пятнадцать.
— Что же, и с четырнадцати замуж выдают, — Дэвайн вздохнул. — Ну, а конунг? Как он отреагировал? Не думаю, чтобы обрадовался, а?
Бран стиснул кулаки:
— Сволочь он. Гад… и сволочь. Собственного сына убил. Он и Уллу чуть не убил, когда узнал, что мы с ней… Это из-за него у нее выкидыш случился! Он ее… он ее… избил он ее. Перед всеми. Раздел… совсем раздел, и избил, — голос Брана пресекся. — Всю измолотил. На ней живого места не осталось, когда… когда… Чудом потом не умерла, до сих пор в себя прийти не может! Все из-за него, из-за этого… — Бран замолчал. Дэвайн тоже молчал.
— Но я тоже виноват, — выговорил Бран. — Моя вина тут тоже есть. Я вел себя, как… как пацан. Она мне говорила, пыталась сказать, что она… что у нее ребенок будет, а я не понимал. Как будто это для меня что-то новое! Как будто я не знал, от чего дети появляются! Она просила, чтобы я ей помог, увез ее, а я как идиот… Вот она теперь и наказывает меня.
— Ты в этом уверен?
Бран ткнулся лбом в сложенные ладони.
— Нет, — ответил он. — Не уверен. Я ни в чем не уверен. Как я могу быть в чем-то уверен? Она даже слова мне не говорит. Уже две недели, как она не говорит. Волосы обстригла, ведет себя, будто она рабыня. Тронуть себя не дает. Сказала, что она мне больше не жена! Чего она добивается? Чего? Может, она и правда больше меня не любит? Мне иногда кажется, что она меня просто ненавидит. Почему она так поступает, а, отец? Ну, почему?
— Я не знаю, сынок. Откуда же мне знать? Я ведь не…
В дверь постучали.
— Кто там? — крикнул Бран.
— Можно? — ответил женский голос.
— Да, — Бран привстал. — Кто это? Раннвейг, ты?
Дверь скрипнула, и в кузницу протиснулась Коза.
— Не помешала? — она улыбнулась. Бран нахмурился.
— Ты чего? — спросил он. — Чего ты тут делаешь?
— За тобой пришла, — она погладила рыжую косу.
— За мной? — не понял Бран — и вдруг вскочил:
— Случилось что? Что-нибудь с Уллой?!
— Ох, да чего ты так всполохнулся, миленький? — ответила Коза. — Хозяечка у Сигурда в дому, приходи и ты туда.
— Это… это она меня зовет? Она?
— Приходи, — отозвалась рабыня. — Идем, я тя провожу.
— Ладно, — Бран пошел к двери.
— Бран! — окликнул Дэвайн. Тот обернулся.
— Лицо закрой, — сказал ему отец. — Не забывай.
— Хорошо, — Бран взялся за дверную ручку. Помедлил.
— Отец, ты… — выговорил он. — Ты не ходи за мной, ладно? Может, мы наконец сумеем поговорить, если она… Хорошо, отец? Пожалуйста.
— Да, сынок, я понимаю. Иди. Я не стану вам мешать.
Бран шагнул наружу.
— Закрой лицо! — крикнул Дэвайн.
Коза ждала Брана на тропинке.
— Идем, — промолвила она. — Скорее!
Она побежала вперед, скользя и спотыкаясь. Бран нагнал ее, схватил за руку.
— Ты… ты чего? Куда ты?
Коза обернулась.
— Ох, миленький, — задыхаясь, ответила рабыня. — Пойди ты к ней, за ради всего святого, останови ее.
— Что случилось, толком можешь объяснить?
Коза утерла слезы:
— Беда большая у нас. Ох, беда, ох, горюшко! Она их опоила чем-то… Отравила! И тебя тоже велела отравить, штоб, значит, и тебе тоже вместе с ними… Квас послала тебе, да я кувшин по дороге выбросила! Ох, боги, што ж это? Ополоумела она, как есть ополоумела! Там они, там все лежат, мертвые, в дому, а она… — Коза закрыла ладонями лицо.
Бран застыл, ошеломленный, будто спутница говорила на незнакомом языке: слышал слова, но не понимал их смысла.
— Скорее! — вскрикнула Коза, схватив его за плащ. — Скорее, миленький!
Бран сорвался с места и помчался по пустырю. Свернув на двор Сигурда, влетел в один из домов. Там было пусто, темно и тихо. Ни души. Бран выскочил наружу, бросился ко второму дому. То же самое. Сердце колотилось, разбиваясь о ребра. Взбежав на третье крыльцо, Бран рванул дверную ручку.
Лампы оказались зажжены, стояла мертвая тишина. Бран медленно вошел.