Призрак грядущего

Жюль Комманш был героем Сопротивления и занимал ключевой пост во французском управлении безопасности. Хайди мельком встретилась с ним вскоре после прибытия в Париж на приеме в посольстве и осталась под глубоким впечатлением от этой незаурядной личности. Это был очень рослый, подвижный, небрежно одетый человек, еще не достигший сорока лет, склонный к нервному красноречию молодого вельможи, не затянутого пока академической рутиной. Он преподавал в провинциальном университете археологию и опубликовал вызвавшую ожесточенные споры статью «Искусственное удлинение черепа при правлении фараона Ахнатона», когда разразилась Вторая мировая война. Он отличился в боях, потом, при немецкой оккупации, тайно работал на радиопередатчике, передавая союзникам разведывательные данные; был схвачен, подвергнут пыткам, приговорен к длительному тюремному заключению, а после освобождения Франции назначен комиссаром Республики в крупном городе. В последовавшие затем годы социальных раздоров и напряженности, он проявил способность с честью и тактом выходить из непростых ситуаций, не поступаясь твердостью; ему было предложено возглавить префектуру, затем — должность заместителя государственного секретаря, после чего, примерно год назад, он уселся в свое теперешнее кресло в Управлении безопасности. Одним словом, Комманш принадлежал к новой когорте французских чиновников, вышедших из движения Сопротивления и побуждаемых чувством ответственности перед государством или раззадоренным тщеславием не возвращаться к прежним занятиям. Если бы их собралось побольше, они смогли бы наполнить склеротические вены французской бюрократии свежей кровью; однако их были считанные единицы, и их воздействие скорее напоминало эффект, оказываемый инъекцией стимулирующего средства на обреченное на смерть тело.

Звоня в министерство внутренних дел, Хайди почти не питала надежды, что Комманш вспомнит ее. К ее удивлению, он ее не забыл и согласился на встречу у себя в кабинете на следующий же день. Презрев вековые традиции французских министерств, он не заставил ее ждать. Кабинет оказался просторной комнатой с двойными дверями с толстой зеленой обивкой; стены украшали ужасающие гобелены времен Второй империи, ниже которых помещались бронзовые бюсты и колченогие столики с мраморными крышками. Комманш стремительно поднялся из-за своего необъятного стола и приветствовал ее сердечным и в то же время деловым рукопожатием. Рядом со столом громоздились два кресла с кожаными ручками, но он пододвинул ей простой стул без ручек.

— У вас такой вид, что вам больше подойдет стул с прямой спинкой, — сказал он с легкой улыбкой. — Не смотрите на мебель, я здесь не при чем. Так чем я могу вам помочь?

Его прямота вселила в нее уверенность, и разговор пошел легко. Она простыми словами поведала ему о своей связи с Федей, о записной книжке и его занятиях. Она упомянула беседу с отцом, американским полковником; поскольку последний счел это не своим делом, она решила, что долг требует от нее обращения непосредственно к французским властям.

Пока она говорила, светло-серые глаза Комманша успели исследовать ее лицо, руки, ноги, меховую шубку и прочее облачение; закончив осмотр, он снова сосредоточил взгляд на ее лице, сперва с вниманием, потом с наполовину озадаченной, наполовину раздраженной улыбкой.

— Это все? — спросил он, дав ей закончить.

Хайди кивнула. Она не ждала драматической реакции на свое сообщение, однако тон его голоса не сулил ничего хорошего.

— И что же, по-вашему, нам следует по этому поводу предпринять?

Вопрос прозвучал почти грубо. Хайди уставилась на него.

— Это ваше дело, — вымолвила она. — Но вы наверняка не станете и дальше позволять ему совершать свои… свои гнусные преступления…

— Преступления? Насколько я знаю, господин Никитин не совершил никакого преступления против французских или международных законов.

— Но я же сказала вам… Боюсь, вы не поняли… — Хайди почувствовала растущую беспомощность, напоминающую паралич, охватывающий человека во сне.

— А по-моему, я вас отлично понял. Вы углядели в чьей-то книжке какие-то каракули, которые приняли за списки имен. Кто-то еще надоумил вас, что списки эти составляются с определенной целью. У вас нет доказательств, что ваши предположения соответствуют истине. Но если бы они и были справедливы, внесение списка имен в записную книжку не образует состава преступления.