Призрак японского городового

Человек отвыкает пользоваться воображением, достраивать текст до полноценного восприятия. Ты прочитал описание леса – и ясно представил себе лес с горьковатым осенним ароматом, с шелестом опавших листьев под ногами, с ветвями, колышущимися над головой ветвями; лист падает перед твоим лицом, паутинка приклеилась на щеку. Потребитель хочет, чтобы все это было прописано самым детализированным образом: лист, паутинка, расстояние от веток до головы. Самостоятельно потребитель вообразит разве что запах горелого пороха, когда стреляет в игрушке. Он привык, что ему дают все готовое, он требует этого от книги.

Язык книги становится предельно кинематографичным, сценарным в плохом смысле слова. Нельзя ни на что намекнуть, надо четко объяснить: листья желтые, земля коричневая, на заднем плане на расстоянии полутора километров едет паровоз. Напиши вместо полутора километров просто «вдалеке», и потребитель начинает нервничать. Он не может достроить: где – вдалеке?

Югэн позволяет вычитывать из букв образ. Отсутствие югэн позволяет вычитывать из букв информацию. Чувствуете разницу?

Вот, собственно, все, что мы хотели по этому поводу сказать.

ДИАЛОГ С ЗАЛОМ:

Вопрос. Объясните, пожалуйста, метафору в названии вашего доклада – «призрак японского городового». (смех в зале)

Олди. Разница между японским городовым и его призраком примерно такая же, как между книгой при отсутствии югэн и книгой при наличии югэн.

Вопрос. А при чем здесь заклепки? Они были первопричиной, по-вашему?

Олди. Умение воспринимать метафору, восстанавливать образ из намеков – один край шкалы. Заклепочничество, исключительное внимание к реалистичности деталей – второй край шкалы. Это противоположности. Как только одна начинает доминировать, вторая начинает падать.

Мы – сторонники художественной достоверности. Если пишешь, ты должен в целом знать, о чем пишешь. Но не прописывать всякую заклепку, считая это основной задачей писателя. Художественная достоверность предполагает некоторое количество неверных заклепок и некоторое количество заклепок, о которых я, писатель, не говорю вслух. Заклепочничество же предполагает полный перечень всех заклепок, имеющихся в предмете, соответствующий справочнику.

Вопрос. Насколько я понимаю, тут ситуация в том, что уходит не просто читатель грамотный, который многое знает и поэтому может домыслить. Уходит и тот, который в результате своей хорошей образованности умеет думать – и поэтому умеет и хочет домысливать. А ведь это проблема весьма широкая. По всей видимости, в ближайшие годы в читатели пойдет такой середняк, что… Как вы думаете, какова перспектива в этом плане для читателя и писателя?

Олди. Мы не думаем, что вопрос упирается исключительно в образованность. Умение вычитывать образ из слов с образованностью мало связан. Умеюший делать это человек может не иметь высшего образования. Это совсем другое искусство. Искусство со-чувствия, со-переживания, настройки на общую тональность. Думать, размышлять, сопоставлять – это хорошо, но здесь еще надо со-воспринимать, воображать, домысливать.

Изменить круг читателей мы, писатели, не можем иначе, кроме как своими книгами. Вот и пытаемся высказать нашу позицию: соответствие энциклопедии не есть художественное достоинство книги. Иначе выстраивается негуманоидная логика: в драккаре викингов резная фигура на носу корабля описана не вполне достоверно – значит, эта книга плохая.

Вопрос. Вы не боитесь, что ваш посыл возобладает, маятник качнется в обратную сторону, и мы получим победившую недостоверность?

Олди. Нет. Мы говорим об искусстве намека, а не искусстве ошибки. Намек – это когда из всех заклепок перечисляют часть.

Реплика. Но тем не менее кукурузная лепешка в Европе 14-го века…

Олди. Повторимся: художественная достоверность – это не соответствие реалий художественного произведения и энциклопедии, а область пересечения знаний писателя и знаний читателя. Подчеркиваем: знаний читателя, а не знаний специалиста. А тем более, узкого специалиста, который, если верить Козьме Пруткову, подобен флюсу. Поэтому если читателю – девяносто девяти людям из ста – происходящее в книге кажется достоверным, а одному человеку, специалисту в данном вопросе – нет, из-за одной кокнретной детали… С нашей точки зрения, в этом нет ничего страшного. Мы не за безграмотность, не за то, чтобы автор писал о том, чего он совершенно не знает. Мы о том, что нельзя ставить во главу творческого угла полную прописанность материала и техническую, а не художественную достоверность. Это инструмент, а не цель. Знать то, о чем ты пишешь – условие, которое тебе помогает войти в материал и написать художественное произведение.

Югэн – это возможность показать краешек гребня шлема, по которому читатель увидит воина.