Призрак из страшного сна

И Марфа боролась. Она каждый раз, вымыв Павлушку в принесенной ею воде, аккуратно опускала голенького малыша в теплую воду источника. Сначала немного поддерживала его, а вскоре мальчик плавал сам, ныряя и фыркая. И после таких купаний Павлуше явно становилось легче.

А еще Марфа придумывала и составляла различные сборы трав, вспоминая уроки бабушки. И поила отварами и настоями Павлушку. И примочки ему делала на все тельце, заворачивая его в пропитанную отваром пеленку. И молилась за него…

И – вы́ходила!

Вскоре по пещерке и вокруг нее затопал крепенький мальчуган, до самых холодов бегавший босиком и в одних штанишках. Очень умненький, очень добрый, очень нежный, очень ласковый. И безумно любивший свою маму Марфу.

Павел считал Марфу матерью, а она и не возражала, полюбив малыша всем сердцем.

Они были такими разными, ее сыновья! Родной – красавчик внешне и все больше гниющий внутри. Приемный – ребенок чудесной души, но ужасной внешности.

Впрочем, когда Павел начал подрастать, он уже не выглядел так шокирующе, как после рождения. Да, волосы у него так и не выросли, и бровей с ресничками не было, и ушные раковины отсутствовали.

Но черты лица сформировались вполне человеческие, да что там – если отвлечься от чешуйчатой кожи, – мальчика можно было назвать красивым. Ровный тонкий нос, красивый разрез больших, зеленовато-карих глаз, четкий рисунок губ. И телосложение у Павлика оказалось аристократичным – в отличие от коренастого, немного квадратненького Сигизмунда (в лобовскую породу пошел), Павел был тонким, длинноногим, с узкими, изящными кистями рук, с формирующимся широким разворотом плеч.

А еще у мальчика – в отличие от Сигизмунда – оказался невероятно развит интеллект. Он буквально на лету впитывал все знания, а выучившись читать, взахлеб читал все, что приносила ему Марфа. От учебников – женщина покупала ему точно такие же, какие были у Сигизмунда – до художественной литературы. Учителя ему не были нужны, мальчик все усваивал самостоятельно.

Сигизмунд учился не то чтобы плохо – без блеска. Может, потому, что не особо-то и старался, ему было скучно. Но школу он закончил, а потом отец его отправил учиться в Кембридж.

Павел никогда не спрашивал у Марфы, почему он живет в пещере. Наверное, видел свое внешнее отличие от матери.

Не задавал он и вопросов «А почему я такой?» и «Кто был мой папа?».

Он просто жил, рос, учился, взрослел, обустраивал свой быт, составляя список того, что надо было купить. И самым главным и радостным для него (и самым сложным для Марфы) было приобретение и установка бензинового генератора. Теперь в пещерке было электричество. А вместе с ним – и Интернет, заменивший подросшему парню весь мир.

И познакомивший его с Моникой.

Глава 14

Павел выходил в социальные сети под ником Арлекино – в «честь» своей болезни, которую он давно отыскал в медицинских справочниках. Ихтиоз Арлекино. Редкое генетическое заболевание, уносящее в могилу всех «избранных», кого раньше, кого позже.

А он – выжил. Благодаря маме Марфе.

Павел понимал, что о счастливой личной жизни, о любви ему не стоит даже мечтать. Те редкие встречи с местным населением, когда он случайно натыкался в лесу на грибников или охотников, более чем доходчиво объяснили парнишке, ЧТО ему уготовано от людей.

Страх. Ужас. Отвращение. Желание убить его – у охотников.

Став постарше, Павел уже не допускал таких случайностей, научившись пользоваться своими ментальными способностями.

Еще в детстве мальчик понял, что может ощущать эмоции и чувства других людей и делиться с ними своими. Правда, этой другой была только мама Марфа, но Павлик буквально тонул в мягком, душистом, нежном облаке ее любви. И отвечал ей тем же.

А во время редких встреч с людьми парнишку наотмашь хлестало болезненным жгутом страха. Выплескивалась – прямо в лицо – скользкая муть отвращения. Обжигало ненавистью и желанием убить его.

Девицы и бабы обычно в обморок тут же хлопались или убегали с дурным визгом. Охотники за ружье хватались.

Но однажды Павел наткнулся на девчонку лет двенадцати, слишком углубившуюся в погоне за спелой черникой в лес Змея Горыныча – так назвали окрестности горы, где чаще всего встречались с «чудищем» местные жители.

Вернее, это она на него наткнулась, вышла неожиданно из зарослей орешника, а Павел ее не заметил, увлекшись зарисовками сидевшей на ветке белки. Да, он еще и рисовал очень неплохо.

Увидев чешуйчатого зеленоватого человека, девчонка, разумеется, завизжала, бросила корзинку и присела на корточки, зажав ладошками уши.

И не прекращая орать.

Павел, которому на тот момент исполнилось восемнадцать, раздраженно поморщился – белка, с которой он успел подружиться с помощью вкусных орешков, от этого визга тут же скрылась в кроне деревьев. Да и сам резкий визг бил его по ушам.

«Вот ведь дура! И чего орать, спрашивается? Я что, на нее нападаю? Да она мне сто лет упала, сопля тощая!»

Все это раздраженным роем мух жужжало в его голове, когда Павел неспешно направлялся прочь от верещавшей девчонки, убирая в сумку альбом и карандаш.

И вдруг…