Призрак кургана

Они поженились в мае 1961 года. Церемония состоялась во Дворце бракосочетаний. Молодая женщина с высоким начесом под Бриджит Бардо попросила их поставить подписи в толстой амбарной книге и обменяться кольцами, после чего сказала со служебным энтузиазмом:

– Крепите семью – первичную ячейку советского общества!

С этого дня они стали жить вместе – в только что отремонтированной двухкомнатной квартире на Петровке.

Сорокалетний Арон никогда не мог представить себя в роли законного мужа, и вот пожалуйста. Посмотрели бы на него мать и Грета!

В 1972 году, после трех выкидышей, тридцативосьмилетняя Мила, наконец, родила девочку. Арона все время не отпускала мысль, не связаны ли эти выкидыши с ее болезнью – накануне родов Мила рассказала ему, что произошло осенью шестидесятого года. Рассказала про братскую могилу в каменной пустыне. Она помогала ее копать.

– Все копали, – сказала она. – Все, кто в живых остался.

– Братская могила? – Арону очень хорошо было знакомо это выражение. – И кто в ней лежит?

– Инженеры. Рабочие. Маршала похоронили отдельно.

– Какого еще маршала?

– Начальника ракетных войск. Маршала Неделина.

И она поведала ему про неудачный запуск ракеты на Байконуре в Казахстане.

– Я была в больнице, в паре километров от полигона, но взрывная волна была очень сильная. Сначала мы подумали, что это ракета ушла в космос, но никуда она не ушла… мы даже не знали. Там такая спешка была – хотели к седьмому ноября успеть. Генералы давили на технарей… ну, ты знаешь, как они умеют… давай-давай, выполняй приказ.

А дальше… кто знает, что там случилось. Кто-то не на ту кнопку нажал или что-то в самой ракете. Короче, двигатель второй ступени сработал раньше времени, а через несколько секунд взорвались топливные баки. Это был ад… погибли все, кто был поблизости. Больше семидесяти человек. И этот маршал. Люди пытались убежать, но застревали в колючке – там же вся площадка в ограждении. Превратились в живые факелы…

Она помолчала, уставившись в окно невидящими глазами.

– Весь медперсонал, конечно, сразу туда – нас заталкивали прямо в пожарные машины. Обгорелые трупы, полно раненых, обожженных… мы работали несколько суток без сна. Нам велели молчать в тряпочку и копать могилу.

Мила замолчала и зашлась в приступе кашля.

Он сел рядом и погладил ее по голове, но она стряхнула его руку:

– Тебе этого не понять… как я могу объяснить этот кошмар? Ты всю жизнь проработал за письменным столом… Ты когда-нибудь видел смерть, Влад?

Арон помолчал.

– Не всю жизнь… – тихо сказал он. – Я не всю жизнь просидел за письменным столом. И смерть я видел. Не раз.

Она посмотрела на него с удивлением и страхом – наверное, в его словах, даже не в словах, а в интонации было что-то пугающее.

Он, конечно, мог бы рассказать Миле многое про свою «черную работу», но выбрал только один эпизод:

– Ты когда-нибудь слышала про Катынь?

– Конечно слышала. – Она грустно улыбнулась. – Только не Катынь, а Хатынь. Белорусская деревня. Немцы уничтожили ее вместе с жителями в сорок третьем.

– Не Хатынь, а Катынь, – упрямо повторил Арон. – И не в сорок третьем, а в сороковом. Я, как и ты, был там в командировке…

И он рассказал ей про расстрел двадцати двух тысяч польских офицеров в лесу под Катынью, стараясь опускать подробности.

Она долго молчала, переваривая. Потом посмотрела на него – очень грустно, но без малейшего осуждения.

– Тогда в мире была очень напряженная обстановка. Вот-вот грянет война. Ты выполнял свой долг.

Он ничего не рассказал ей о Свене.

И об Андрее Трушкине.

Может, она тоже сказала бы: ты выполнял свой долг.

Но он не стал испытывать судьбу В нем зрело другое признание.

– Я был другим человеком… – сказал он. – Тогда я был не я. И Влад, удивляясь самому себе, выложил ей всю историю. Что он вовсе никакой не Владимир Николаевич Шевченко.

– Мое настоящее имя – Арон. Арон Фред. Я швед. Приехал в Советский Союз в начале тридцатых.

Он произнес эти слова, внутренне содрогаясь от страха. Вот сейчас она вскочит, крикнет: «Так ты шпион!» Наверняка бросит его, а может, и сообщит куда следует.

Но она по-прежнему смотрела на него – внимательно и печально.

– Я был вынужден… иначе бы мне не выжить. Но его больше нет. Влада больше нет.

В нем поднялась волна облегчения.

Влада больше нет. Кровавого палача Влада не существует в природе. Он умер две минуты назад.

А Арон жив. И Мила жива.

Мало того, через сутки Арон и Мила стали родителями.

Дочка быстро выросла, превратилась в тоненькую смешливую первоклассницу. Арон ее обожает, может играть с ней часами. Пытается понемногу учить ее шведскому языку.

У Милы есть подруги, еще с тех времен, когда она работала в военном госпитале. Она иногда уходит повидаться с ними, и Арон охотно остается с дочерью.

Через неделю после того, как дочь пошла в первый класс, он окончательно вышел на пенсию, хотя пенсионные выплаты, как ветеран органов, получал уже несколько лет. Влад все эти годы не появлялся, и Арон решил, что дух его окончательно выветрился. Влад больше не вернется. От него не осталось ничего, кроме имени.