— Кажется, всё, — сказала она, — я устала.
— Пойди погуляй, — посоветовал Азол Кера, — сегодня тебе достаточно… смотри только, еще чей-нибудь труп не найди.
Он встал. Она тоже.
— Спасибо, господин Кера.
— Не за что.
— Чем я могу вас отблагодарить?
— Это для общего дела, — сказал он, — занимайся своей работой.
— Непременно.
Она смотрела на него снизу вверх. Очень не хотелось, чтобы он уходил.
— А хотите чашку кофе? — спросила она.
— Хочу, — неожиданно согласился он.
Кофеварка была у Патрика. Миранда быстрым шагом направилась к нему и столкнулась в коридоре с Рицией. Та как раз выходила из диспетчерской. На ней был белый летний сарафан без лямочек и темные очки.
— Здравствуйте, Миранда, — сказала она вполне приветливо и даже чуть улыбнулась.
— Доброе утро, — ответила Миранда, ей почему-то показалось, что глаза у юной принцессы под очками заплаканные, и вся она какая-то поникшая и кроткая.
Невольно посмотрев ей вслед и отметив изящество ее походки, Миранда тут же забыла о ней и вошла к сыну.
— Немедленно скажи, как я выгляжу, — взволнованно проговорила она с порога.
Сын оторвался от своих экранов.
— Нормально.
— Ну что значит, нормально?
— Ты похожа на одуванчик, — улыбнулся Патрик, — а что случилось-то?
— Ничего, — она пожала плечом, — просто хочу выпить кофе.
— В чем же дело?
— Я заберу кофеварку?
— Забирай.
Глупый получился и короткий разговор. Патрик еще раз взглянул на нее через плечо и отвернулся.
Миранда вернулась в свой кабинет. Азол Кера исчез. Не дождался или передумал. Она разочарованно поставила кофеварку на стол рядом с компьютером, села в кресло и уставилась в окно. Перегруженный мозг ни о чем больше думать не хотел. Он тупо повторял последние услышанные фразы: «Ты похожа на одуванчик, ты похожа на одуванчик…» Скорее, на одну тычинку от одуванчика, которую несет ветром неизвестно куда.
Во дворце было прохладно, хотя в раскрытые окна янтарной гостиной врывался жаркий полдень. Отрадно было видеть двух братьев вместе, но больше радоваться было нечему. Конс сидел в кресле возле журнального столика, отделанного янтарем, Леций лежал на диване, закинув ноги в белых сапогах на бархатный валик. Ольгерд стоял у окна.
Объединяло их одно: все трое безумно любили Рицию, а подозрение неумолимо падало на нее. У Ольгерда это не укладывалось в голове, как впрочем и у Конса с Лецием.
— Куда только, черт подери, подевалось твое ясновидение! — раздраженно сказал ему Леций, — помнится, когда-то ты даже не знал, как от него избавиться.
— Для этого надо вогнать меня в сильный стресс.
— Я тебя вгоню, куда угодно, если ты мне скажешь, кто убийца.
— Не старайся. Я и сам уже вхожу в него штопором.
Леций повернул царственную голову к брату.
— Что Риция делала в больнице? Может, Флоренсия знает?
— Она не сказала ничего вразумительного. У них какие-то женские секреты, — хмуро проговорил Конс и неожиданно сорвался, — как ты можешь подозревать нашу дочь, не понимаю! — раздраженно бросил он.
— Напротив! — так же нервно ответил ему Леций, — я хочу избавить ее от подозрений. Раз и навсегда. Но если это не Эния, то кто?!
— Я всегда вам говорил, что есть кто-то еще, — вмешался Ольгерд. Новая планета, новые условия, мало ли кто из Индендра мог стать Прыгуном? Например, Сия.
— Я думал об этом, — признался Леций, — это немыслимо.
— А подозревать Рицию — мыслимо?
— У Риции хотя бы есть мотив.
— Какой? Власть? Она всегда была равнодушна к власти. И потом, у нее все будет и так, зачем ей торопить события?
— Ольгерд прав, — сказал Конс, — оставь девочку в покое. Я потерял одну дочь, и я никому не дам на растерзание вторую.
Леций взглянул на него.
— Уверяю тебя, я тоже.
Они выразительно посмотрели друг на друга. У них был свой немой язык и своя, мало кому понятная, манера общения. На то они были и близнецы.
— Я понял одно, — сказал Конс, — после того, как я чуть не убил своего младшего брата: нельзя торопиться с обвинениями, какими бы очевидными они ни казались. Потому и отправил Энию на допрос. А тем более, обвинять Сию!…
— Старшего, — недовольно поправил его Леций, — старшего брата ты чуть не убил.
— Видимо, придется все-таки убить, — фыркнул Конс, — терпеть не могу, когда яйца учат курицу.
— Тогда молчи и соблюдай субординацию.
— Это ты помолчи, мелкота, я еще не все сказал.
— Говори, уступаю, — снисходительно произнес Леций, — младшим надо уступать.
— Именно поэтому, детка, я и не буду с тобой спорить. Так вот, — голос у Конса снова стал серьезным, — я был в бешенстве, но сейчас начинаю мыслить трезво. Что толку, если мы осудим невиновного? Только сорвем свою злость, не больше.
— И что ты предлагаешь? — спросил Ольгерд.
— Смириться, — ответил Конс, — с тем, что ничего нельзя доказать. И ждать.
— Чего?
— Такая мразь не может не проявить себя еще раз.
— Звучит зловеще, — усмехнулся Ольгерд, понимая все же, что Конс прав.
— Пока мы бессильны. Все, что мы знаем, это то, что это Прыгун и, предположительно, женщина. Никаких следов и никаких доказательств у нас нет.