Призрак Мими

Два часа спустя у кровати Морриса рыдала Антонелла. Весь день она пыталась поговорить с Паолой, но не смогла ее найти. Пошла в офис, но там никого не было. Да и не могла она долго оставаться в этом месте – сразу начала воображать, что там вытворял Бобо. Это так ужасно. Везде полиция, роются в бумагах, задают нескромные вопросы, кто звонил из дома, чьи это телефоны, да кто такая та женщина. Она так расстроилась, что хочет лишь одного – пусть все закончится поскорей. Как угодно. Неважно даже, хорошо или плохо. Как только пройдет суд над эмигрантами и поймают бандита, который требовал выкуп, она просто сядет на самолет и улетит, все равно куда. Или уйдет в монастырь. В детстве она мечтала стать монахиней. Надо было так и сделать. Но уж очень она хотела ребенка и любила Бобо. А теперь у нее никогда не будет детей, она больше никого не сможет полюбить после того, как обошелся с нею муж. Она жила как в аду.

Облокотившись на подушки, Моррис думал, какая же редкая и прекрасная душа у его невестка, такая искренняя и ранимая. Паола не стала бы так плакать, даже если б он ей изменил. Паоле вообще на все было наплевать. Может, ей бы даже понравилось. Уже не сдерживаясь, Моррис протянул руку и погладил Антонеллу по голове.

– Никогда не говори – «никогда», – мягко сказал он. – Никогда – это очень долго, а ты такая замечательная женщина, Тония.

Она лишь сильней прижала ладони к глазам, всем телом содрогаясь от рыданий.

– И, пожалуйста, не уезжай, – тихо попросил Моррис. – Ты мне нужна. Кто же еще мне поможет управляться со всем этим хозяйством, если не ты? От Паолы толку чуть. Я ей целый день звонил, да так и не дозвонился. А у меня столько планов, как помочь несчастным бездомным, может, подумаем вместе? Мне бы хотелось открыть настоящий реабилитационный центр, а не делать из эмигрантов что-то вроде рабов на плантациях. – Он продолжал легонько поглаживать Антонеллу по волосам. Она перестала дрожать, но ладоней от лица не отнимала. – Сдается, я люблю тебя, Тония. Уже давно. Ты мне так напоминаешь Массимину.

Она опустила руки и пристально глянула на него покрасневшими глазами.

– Мори-ис, – шепнула Антонелла, смущенно качая головой. – Morees, sei cosi strano. Ты иногда бываешь такой странный…

Вот уже третья из сестер – последняя, оставшаяся в живых, – говорит ему эти слова. Моррис чуть не лишился сознания.

– Давай почитаем Священное писание, – поспешно пробормотал он.

* * *

К тому времени, как они приехали, Моррис уже проснулся и содрогался в приступах жестокой рвоты. Приснилось, что все – Паола, Кваме, Бобо, Форбс – схватили его и запихивают в рот падаль и всякие отбросы. Он кричал, отбивался, взывал к Мими и к Господу. Потом резко приподнялся на постели, и его вмиг вывернуло наизнанку. Казалось, из него извергаются могильные черви, желчь и нечистоты, даже кости. Моррис отчаянно звал священника. Вдруг вспыхнул свет, такой яркий, что он подумал: вот сейчас явится Мими. Или Христос. В голове все перемешалось, желудок полосовала резкая боль, он весь трясся и истекал холодным потом. А когда наконец поднял голову, то увидел нечто более ужасное, чем ночной кошмар: через палату шагал прямиком к нему подтянутый, как всегда, Фендштейг в сопровождении медсестры и карабинера. Они его таки достали.

Сестра кинулась за бельем и тряпкой. Морриса продолжало тошнить; ему помогли подняться с койки.

– Мне снилось… – выдохнул он между спазмами. – Резали лицо.

Прибежал молодой врач и принялся объяснять, что это может быть побочный эффект после анестезии. – Морриса переодели в чистую пижаму и отвели в смотровую. Фендштейг пошел за ним, он просто смотрел и ждал, а Моррису тем временем все трудней становилось изображать тошноту. Наконец он угомонился, выпил воды и, повернувшись к офицеру, произнес со слабой улыбкой:

– Чем могу?..

Фендштейг наклонился к доктору, они пошептались, и тот пожал плечами.

– Как вы себя чувствуете? – осведомился полковник.

– Не очень, но если у вас ко мне вопросы…