Призрак миссис Рочестер

– В этом лосьоне два основных масла: кориандр и горький апельсин.

Вдыхаю съедобный запах. Во рту пересохло, точно в пустыне.

– Вам нравится, миссис Рочестер?

– Да, спасибо, – с трудом нахожу я слова.

Веки тут же опускаются, точно жалюзи, когда прохладная жидкость льется на плечи и вниз по позвоночнику, а умелые пальцы начинают разминать тело. Полотенце поднимается, я переворачиваюсь на спину, и меня снова укрывают. Больше масла – и Бренда переходит к моим ногам, таким необыкновенно длинным: сейчас я мурлычущая кошка. Массажистка разминает, гладит, вызывая приятные ощущения, начиная с подъема стопы.

Снаружи слышится голос: это парень в золотых очках, который теперь для нас готовит, выговаривает что-то одной из собачонок.

Он вышел с кухни, – шепчет Мария Магдалина. – Быстро туда!

Нет. Мне слишком приятно…

Шевелись, глупая курица!

Я сажусь, сбрасываю полотенце и спрыгиваю со стола.

– Довольно.

– Но мы еще не закончили. Вы передумали? – Голос Бренды дрожит, она боится, что ее больше не позовут.

Подхватываю халат и накидываю на плечи, чувствуя, как волнами накатывает ее беспокойство.

Торопись, Беатрис!

Быстро бегу вверх по ступенькам, сердце испуганно колотится. Останавливаюсь перед дверьми кухни и старательно прислушиваюсь, но, кроме посудомоечной машинки и скрежета когтей собаки, больше никаких звуков нет. Захожу, и собачка виляет хвостом при виде меня. Гермиона. Та, с протезом вместо ноги.

Мой тюремщик искусен, он дал ей новую ногу. Он хочет, чтобы все считали его очень добрым. Я прохожу мимо Гермионы и дергаю за ручку ящика, в котором хранятся ножи, но он не поддается, даже когда я тяну изо всех сил. Заперт накрепко. Как и все ящики и шкафы – все заперто.

Твой тюремщик теперь прячет острые вещи, – напоминает мне Мария. – Чтобы ты не могла защититься.

Чувствую, как внутри поднимается крик, бурля в горле. И тут слышу шум воды, сливающейся из посудомоечной машины: подбегаю к ней и открываю, морщась от горячего пара. Снаружи, в кладовой, слышатся шаги. Быстро-быстро я хватаю серебристое лезвие – нож, а затем захлопываю дверцу и подхожу к холодильнику. Открываю.

– Привет, Беатрис. Хотите чего-нибудь? – спрашивает парень в очках. Он уже не юнец, и красавцем его не назовешь. Небритый, волосы торчат, глаза молочно-голубые. – Приготовить вам что-нибудь? Мне не сложно.

Я достаю нектарин и вгрызаюсь в мягкий фрукт, так что сок стекает по подбородку. Закрываю дверцу холодильника и оборачиваюсь, видя, как глаза парня превращаются в блюдца, а рот открывается. Он разворачивается на пятках и бросается прочь из кухни, как напуганный щенок.

– Сеньора! – вскрикивает женщина с косами, и ее глаза тоже становятся круглыми. Халат на мне распахнулся – так дело в этом? Плевать. Когда меня переодевали в гримерной, я часто находилась там обнаженной, меняя нижнее белье.

«Быстрее, Беатрис!» – подгонял меня модельер. На мне ничего тогда не было, как и на других девушках или парнях, и никто внимания не обращал.

Аннунциата берется за пояс халата и туго завязывает его на мне.

Джакузи, Беатрис, – шепчет Мария. – От нее кровь бежит быстрее.

– Пожалуйста, включите джакузи, – прошу я Аннунциату. – Погорячее.

– Сделаю, миссис Беатрис. Пойдемте со мной.

Иду за ней наверх, чувствуя, как острый конец ножа упирается в бедро. Она его не найдет. Она не знает, что он там.

Глава шестая

«Вина и музыки просил я – крепче и громче, чем вчера».

С этими словами в голове я проснулась следующим утром. Вот что Эван Рочестер сказал, когда я вошла в зал. «Вина и музыки просил я – крепче и громче, чем вчера». Приняв контрастный душ и одевшись, я стоя съела маффин в своей кухоньке и взяла чашку кофе к компьютеру. Набрала крутящуюся в голове фразу в строке поиска.

Строка из поэмы поэта-прерафаэлита Эрнеста Доусона о мужчине, одержимом своей мертвой возлюбленной. Он развлекается, стараясь позабыть о ней, танцует, пьет, заводит романы направо и налево, но когда все заканчивается и он остается один в ночи, то понимает, что его душа все еще принадлежит его погибшей возлюбленной, Синаре.

«Тебе я верен был, Синара! По-своему».

Может ли это быть о Рочестере? Может он быть одержим своей погибшей Беатрис? Даже – или, возможно, если он и был причиной ее смерти? Но он же не сохранил никаких сентиментальных напоминаний о ней.

Интернет ловил, так что я набрала в поиске еще и «Эвандер Рочестер». Тысячи результатов. На первых страницах – сплошное семнадцатое декабря прошлого года. Я нажала на статью из «Сан-Франциско Экзэминер».

Показания Рочестера: он одевался, готовясь к ужину в честь их годовщины. Услышал, как залаяли собаки, и выбежал на террасу, откуда увидел жену в бухте внизу, в голубом вечернем платье. Она вошла в бушующую пену. Он бросился за ней прямо в волны, но опоздал. На берегу нашлась ее туфелька, босоножка на высоком каблуке. И больше ничего.