Призрак Монро

— Бог с ней. Его руки… Когда я смотрела на них, мне хотелось плакать! Таких совершенных рук я еще не видела. Я хотела, чтобы он принадлежал мне, чтобы он всегда был рядом. Думаю, это желание он подогревал как раз своей неверностью, непостоянством и ускользающей манерой поведения. Обещает позвонить — и не звонит, говорит, что придет, — и не приходит. А я жду, жду… Схожу с ума!

— Да что вы все в нем нашли? — вдруг не выдержала Рита. — Какой-то мальчишка! Пусть он был красив! Вы ослепли, вы не видели, что в нем нет самого главного — человека, души?! Что он готов за деньги переспать хоть с…

— …с дьяволом? Это так. Не знаю… не могу ответить на этот вопрос.

— А вы замечали за ним какие-либо странности? Может, его что-то сильно расстраивало, угнетало? Ему никто не угрожал? Особенности его поведения — вот что меня интересует.

— Да, я заметила за ним кое-что. Он постоянно кому-то звонил, и этот «кто-то» явно не хотел с ним разговаривать. Поверьте, для Саши это было не свойственно.

— Это был мужчина? — удивилась Рита.

— Не думаю.

— Саша как-то комментировал эти звонки? Как вы поняли, что он кому-то звонит и с ним не хотят говорить?

— На него иногда нападало такое настроение… Все хорошо, мы вместе, и вдруг я чувствую, что он как бы не со мной, мысли его далеко. И тогда он набирал один и тот же номер. Он был запрограммирован в его телефоне, понимаете? Ему достаточно было нажать всего на одну цифру, и он напряженно ждал ответа.

— И все же, почему вы решили, что он звонил женщине?

— А кому же еще? У него не было ни деловых партнеров-мужчин, ни людей, от которых он зависел бы материально. Деньги имелись, со здоровьем все было в порядке. Думаю, его зацепила какая-то женщина, не ответившая ему взаимностью, вот и все. Рита, я просто чувствовала, что это — женщина!

— Он злился, когда трубку не брали?

— Когда как. Но перед звонками его лицо принимало мечтательное выражение, или же… как бы сказать… он словно был охвачен азартом, заинтригован, желал, чтобы трубку взяли. Это была своеобразная игра. Он желал эту женщину, она должна была принадлежать ему.

— Представляю, что вы испытывали.

— Я злилась и каждый раз в такой момент хотела влепить ему пощечину. Но это не я убила его. Даже при моем бешеном темпераменте я не стала бы никого убивать. Слава богу, с мозгами у меня все в порядке!

— А ваш муж… Ведь он знал о существовании Саши, по вашим словам. Он не ревновал вас к нему?

— Тс… — Стелла посмотрела на дверь, за которой продолжалась репетиция балета: зазвучала музыка. — Слышите? Это хабанера. Обожаю этот балет! «Кармен» — сколько страсти, сколько свободы в движениях!

— Так что ваш муж?

— Мой муж — не Хосе, а я — не Кармен. Мы — цивилизованные люди. Говорю же: у каждого из нас своя жизнь.

— Хорошо, пусть так. Где вы с Сажиным встречались, как проводили время?

— Я снимала квартиру. А обедали и ужинали мы в «Английском пабе». Очень приятное, тихое место в центре города. Да вы, вероятно, его знаете.

13

— Послушайте, Дина, адвокат — это как врач, понимаете? Ему нужно говорить правду. Вы подумали о том, в какое положение вы поставили не только меня, но прежде всего себя?! Следователи не любят, когда их дурачат и лгут им. А теперь, когда вы промолчали о том, что катались на машине вашей подруги в ночь убийства, вам будет трудно доказать, что Сажина сбили не вы. У обвинения появились доказательства того, что это именно вы, вы, Дина Плетнева, убили Сажина!

Дина плакала. Ее тайна была раскрыта. Да и как можно было не думать об этом и надеяться, что никто ничего не узнает, когда она оставила на руле отпечатки своих пальцев?

— Вы вот говорите — обвинение! Но разве они не понимают: если бы я сбила Сажина и хотела бы скрыть тот факт, что это я ездила ночью на машине, то уж постаралась бы стереть отпечатки пальцев. К тому же разве нормальный человек, совершив убийство…

— Нормальный человек не совершает убийств, — заметил Грушин и отвернулся, чтобы выпустить в сторону сигаретный дым. Он слушал Дину и понимал: у него нет ни единой зацепки для защиты. Он совершенно бессилен перед фактами, которые теперь играют против его подзащитной. В минуты этого адвокатского бессилия на него подчас накатывала такая благодать, что он и сам удивлялся своей способности найти нечто хорошее даже в самой сложной ситуации: это у тебя, деточка, проблема, а не у меня, именно тебя обвиняют в убийстве, а не меня; и именно тебе грозит тюрьма, а я вечером буду пить коньяк и смотреть футбол. Так было проще жить и в случае необходимости — возвращать гонорар.