— Валяй, твою мать, забирай любой.
Тогда Нова решила кое-что попробовать. Вновь прикрыв глаза, она сконцентрировалась на пакетах, лежащих на прилавке рядом со сгоревшим считывателем карт. Ментально попыталась подтянуть их к себе.
Эксперимент удался лишь частично: Нова приподняла в воздух целую стопку пакетов, но пролетела она всего лишь половину пути, прежде чем пакеты рассыпались по полу.
Смутившись, Нова наклонилась и подобрала один из пакетов. Теренс лишь покачал головой, мечтая о том моменте, когда сумасшедшая телка уберется прочь из магазина к чертовой матери.
Закинув сухой завтрак и бутылки с соком в пакет, девушка прихватила с полок все упаковки с вяленым мясом (оно плохим никогда не станет, а белок ей не помешает) — около десятка, и пачку камтарского печенья, которым кормили Нову в раннем детстве.
Перед тем, как уйти, Нова подумала и решила прихватить с собой весь запас имеющихся у Теренса кошачьих консервов: пятнадцать банок с разным вкусом — лосося, тунца и эйлики. Они Пип должны понравиться больше, чем отходы из мусорного бака или случайная уличная мышь.
— Теперь все? — зло спросил Теренс. По крайней мере, в голосе слышалась злость. На самом деле он был напуган до смерти.
Нова решила не дать страху улетучиться. Она толкнула один из стеллажей, и лежащие там фрукты, частью помятые, частью зеленые, кувыркаясь и подскакивая, рассыпались по полу — в любом случае Теренс торговал ими только для виду, как и остальными продуктами.
Улыбнувшись, Нова подытожила:
— Вот теперь все.
Повернувшись на пятках, девушка вышла из магазина, оставив Теренса убирать устроенный ею бардак, попутно проклиная незваную гостью, ее родителей, предков и всех, к кому она могла иметь отношение вплоть до Старой Земли. Еще мужчине пришлось серьезно задуматься над тем, как ему теперь купить новый телевизор и считыватель…
Мэлкольму Келерчиану пришлось прождать целых два часа, прежде чем он попал на прием к директору Киллиани. Он бы уже давно ворвался к ней в офис, но дверь открывалась лишь после того, как распознавала узор сетчатки глаза либо самой Киллиани, либо ее помощницы. Или же когда последняя нажимала кнопку на своем столе. Указанная кнопка была настроена на ее ДНК, поэтому любой другой человек мог сколько угодно нажимать на клавишу — дверь все равно бы не открылась.
Два часа, что Мэл провел в приемной, он безуспешно пытался игнорировать голографический канал СНВ; размышлял на тему как можно охмурить или убить помощницу (либо то и другое вместе), чтобы затем взять ее палец (идеальным вариантом было бы оторвать его от кисти руки с особой жестокостью и как можно болезненней) и надавить на кнопку управления.
Наконец помощница (как ее зовут, Мэла совершенно не интересовало) сообщила:
— Директор готова вас принять.
Поднявшись с неудобного диванчика, Мэл наградил женщину самой лицемерной улыбкой, какую только мог изобразить (а она и в самом деле была крайне лицемерна), и ответил:
— Премного вам благодарен.
Помощница ответила следопыту столь же лицемерной улыбкой. Хотя в ее случае это был лишь результат обучения улыбаться всегда, независимо от причины — в отличие от презрения, которое сейчас двигало Мэлом.
— Всегда пожалуйста, агент Келерчиан.
Женщина прикоснулась к клавише, и дверь, ведущая в офис Киллиани, скользнула в сторону.
Ильза Киллиани одурачила множество людей. Невысокая, тощая, весящая меньше, чем кожаный плащ Мэла, с коротко стрижеными каштановыми волосами, крючковатым носом и очками, совершенно ненужными в век «Ретинора[9]
», в первый миг она производила впечатление самой невинности.Так казалось, пока она не открывала рот. На язык женщина была столь остра, что даже ветераны армии Конфедерации с тридцатилетним стажем скулили перед ней как побитые щенки. И она терпела дураков не дольше чем шесть с половиной секунд.
Мэл себя к дуракам не причислял и считал, что достаточно хорош, чтобы продержаться с полминуты.
Стол Киллиани сиял безукоризненной чистотой. И это одна из нескольких причин, почему Мэл считал Киллиани слегка ненормальной. Единственное, за что мог зацепиться глаз при взгляде на полированную деревянную столешницу — это плоская панель компьютера и голопроекция СНВ, в настоящий момент поставленная на паузу, из-за чего журналистка (не Мара Грескин, поэтому Мэлу было все равно кто это) застыла с полуулыбкой и закрытыми глазами. Получилось как отталкивающе, так и забавно одновременно.
Следопыт ринулся в атаку прямо с порога кабинета и без предисловий:
— Какого черта Клара Терра выступает по всем каналам и объявляет свою сестру мертвой?
Киллиани взглянула на Мэла из-под очков.
— О, у меня все в порядке, Келерчиан, а вы как?
Мэл уселся на предназначенный для посетителей стул. Кресло Киллиани обтягивала очень редкая и дорогая кожа. Стул был деревянный, расшатанный, и в любую минуту мог развалиться под весом посетителя. Мэл знал, что если просидит на нем более десяти минут, то рискует заработать грыжу позвоночника. К счастью для него, Киллиани редко позволяла кому-либо задерживаться в кабинете на столь долгое время.