Призрак Перл-Харбора. Тайная война

— Нет, товарищ Сталин! — голос Берии окреп. — Кроме слов, я опираюсь на конкретные факты. По данным токийской и харбинской резидентур, основные силы армии, флота и авиации Японии приведены в полную боевую готовность и сосредоточены на Тихоокеанском театре военных действий. Ранее в заливе Кагосима острова Кюсю состоялись в обстановке строжайшей секретности крупнейшие за последние годы учения. К сожалению, нашей агентуре удалось добыть лишь отрывочные данные. В частности, стало известно, что в ходе учений отрабатывались воздушные удары по морским целям и системам береговой обороны. Что касается Квантунской армии, то она занимает зимние квартиры. В совокупности все это говорит за военный вариант развития событий на море и свидетельствует о том, что наши усилия были не напрасны.

— Возможно и так, поживем — увидим, — не спешил с окончательными выводами Сталин и, бросив на Берию короткий взгляд, продолжил: — Ты и твои подчиненные неплохо поработали, но требуется еще одно, последнее усилие.

Тот вспыхнул от похвалы и не без пафоса ответил:

— Иосиф Виссарионович, спасибо за высокую оценку работы наркомата! Ради вас и партии я и НКВД готовы на любые жертвы.

Сталин оставил без внимания эту демонстрацию преданности и ушел в себя.

— Война, — короткое слово, как отзвук его мыслей, вопросом повисло в воздухе. — Война, — повторил он и заявил: — Только время и история оценят этот наш шаг, — голос Вождя набирал силу. — Великие цели требуют великих поступков! Будущее покажет, что мы были правы. Фашисты захватили пол-Европы, и сегодня под Москвой решается судьба не только нашей страны, но и всего мира! Если мы не устоим, то завтра коричневые орды захлестнут Азию и девятым валом обрушатся на сытую и благополучную Америку. Рузвельт и Черчилль это прекрасно понимают. Так почему же они медлят и не открывают второй фронт? Не могут или не хотят?

Берия гневно мотнул головой и с презрением бросил:

— Все они одним миром мазаны. Этот облезлый английский лев Черчилль только и знает, что мурлыкать про борьбу с фашизмом, а сам не наберется духа перепрыгнуть через лужу под названием Ла-Манш и вцепиться в глотку Гитлеру. Рузвельт тоже не лучше, отделывается обещаниями и второсортной тушенкой. Для них чем больше прольется русской крови, тем тяжелее станут сундуки с золотом.

На лице Сталина неожиданно промелькнула улыбка.

— Лаврентий, откуда столько пафоса? — с сарказмом спросил он. — Ты так без работы оставишь Мехлиса и его комиссаров.

— Мне с ним не тягаться. Это он пускай Геббельсу рот затыкает, — Берия не преминул пройтись по адресу главного комиссара Красной армии.

— Ну, это, скорее, по твоей части, — хмыкнул Сталин, но в следующее мгновение его лицо затвердело, и он с ожесточением произнес: — Они, эти ненасытные денежные мешки рокфеллеры, форды и ротшильды, вскормили этого пса Гитлера и натравили на нас, но мы не дадим им отсидеться за нашими спинами. Мы заставим их воевать!

Берия невольно вытянулся, а Вождь продолжал говорить:

— Для этого требуется еще одно усилие, и война между империалистическими хищниками станет неизбежной. И ты, Лаврентий, с НКВД должны сделать это.

— Мы выполним вашу задачу, Иосиф Виссарионович! — заверил он.

— Надеюсь, — лицо Сталина смягчилось, и он уже буднично спросил: — Что там еще у тебя?

Берия запустил руку в папку и вытащил стопку листов. Сталин поморщился и ворчливо заметил:

— Вы что, с Поскребышевым сговорились меня в бумагах похоронить?

— Иосиф Виссарионович, надо утвердить списки номер один и два на врагов народа.

— А не многовато ли их будет? И так воевать некому.

— Нет. Здесь самые опасные. К остальным подходим избирательно. Тех, кто прошел перековку и покаялся перед советским народом, направляем на фронт, чтобы в штрафных батальонах искупили кровью свою вину.

— Ладно, давай, — согласился Сталин и потянулся к красному карандашу.

Положив на стол два списка из числа сотрудников наркоматов иностранных и внутренних дел, Берия суетливо поправил пенсне и поспешил заметить:

— Молотов ознакомился с обоими списками и согласился с предложениями НКВД.

В верхней части листа стояла аккуратная, с нажимом на первой букве, роспись наркома иностранных дел. Бегло просмотрев список номер два «врагов народа», которым выпала неслыханная милость каторжным трудом в лагерях ГУЛАГа искупить вину, Сталин поставил подпись. Список номер один, отпечатанный крупным шрифтом, чтобы не утомлять глаз Вождя фамилиями изменников и террористов, оказался короче.

Остро отточенное острие карандаша хищно скользило по фамилиям тех, кто подлежал немедленной ликвидации, и остановилось в конце первой страницы. Берия подался вперед. Сталин поднял голову, испытывающе посмотрел, и спросил:

— Не жалко? Ты же с ним не один год проработал в Закавказской ЧК?

— К врагам товарища Сталина и партии у меня и НКВД не может быть жалости и снисхождения!

— Мы все служим партии, — поправил Вождь и повторил вопрос: — И все-таки, не жалко? Кажется, в двадцатом он вытащил тебя из Кутаисской тюрьмы?

«Все помнит, черт Сухорукий!» — поразился Берия и с раздражением ответил: