Призрак потерянного озера. Поместье Вэйдов. Госпожа Лант

Добравшись до дому около полудня, я в изнеможении села около кроватки уснувшей Марианны, не в силах подняться, чтобы дойти до кровати. Оставалось всего три недели до вступления в силу завещания отца Джефа. Доживу ли я до этого счастливого часа? Тяжелые предчувствия не давали мне расслабляться. Интуиция подсказывала мне, что я подвергаюсь страшной опасности. Нервы мои были на пределе. Очень хотелось забрать Марианну и бежать, куда глаза глядят, чтобы не видеть больше постылые физиономии семейства Вейдов: ни слабоумной Эрнестины, ни своенравной миссис Кингсли, ни Тони.

Тони. Его долгий поцелуй помнили мои губы. Впрочем, его брат тоже умел целоваться. Я уже была однажды настолько глупа, что придала объятиям слишком большое значение, приняв их за любовь. Этого не повторится! Объятия — это не только не любовь, это возможное притворство. Мне вспомнилось лицо Тони в тот момент: откинутые со лба темные волосы, горящие глаза, полуоткрытые тонкие губы. Я затрясла головой, стараясь прогнать наваждение. Да, я проявила слабость, дала себя обнять, даже была уже готова полюбить его!

В этот момент в дверь постучали. Вошла миссис Кингсли.

— Отдыхаете? — спросила она дружелюбным тоном, который всегда заставлял меня подозревать какой–нибудь подвох с ее стороны.

— Да, устала.

— Далеко ходили с Марианной? — продолжала задавать вопросы экономка, силясь придать своим словам легкость и естественность. Но глаза ее щурились от напряжения.

— Я ездила за свитером, который приглядела накануне. Вчера вечером я решила его купить и сегодня поехала за ним.

Как легко мне далась эта ложь! Наверное, страх помогает людям лгать. Неправда всегда соседствует со страхом.

— Хороший свитер? — спросила миссис Кингсли, оглядывая комнату как бы в его поисках.

— Я потом решила не покупать. Цвет у него… какой–то не такой.

— В самом деле? — произнесла она, недоверчиво морщась. — Таскаться по магазинам с ребенком — это не сахар. Знаете что, оставляйте девочку в следующий раз со мной, я люблю возиться с ней.

Я не верила ни единому ее слову, произнесенному таким фальшивым тоном. Она набивалась в подруги. С чего бы это?

— Больше у вас ничего нет ко мне?

— Нет–нет, я забежала только на одну секундочку. Шла мимо, дай, думаю, зайду, проведаю. Я как раз наводила порядок после моряков — намусорили они, как поросята.

— Они куда–то уехали?

— Да, я написала письмо на базу, что нам не под силу держать офицеров у себя. Эрнестина стала чувствовать себя хуже. Ее беспокоили топот и хохот военных, вот я и выпроводила их.

— Эрнестина никогда не жаловалась!

Мы даже не узнали бы в лицо наших постояльцев, встретив их на улице! Они были незаметны для нас, как мыши. Опять миссис Кингсли показывает свою власть?!

— Эрнестина жаловалась на шум, — отчеканила она. — Очень часто жаловалась, я говорю.

Может быть, миссис Кингсли отослала офицеров как нежелательных свидетелей и гипотетических моих защитников? Теперь я лишилась возможности позвать их на помощь в случае чего. Снова возникло ощущение оторванности от остального мира. И миссис Кингсли, судя по всему, понимает это.

— Как у нас поживает Марианночка? Как давно я не видела нашу маленькую, — засюсюкала экономка.

Она на цыпочках подошла к кроватке и склонилась над ней, жутко улыбаясь. Дрожь охватила меня. Я чуть не крикнула ей, чтобы она убиралась вон. Мне хотелось выгнать ее в шею, но пришлось благоразумно промолчать, скрывая свой страх под маской равнодушия.

— О, как она выросла! Кроватка ей уже мала! — зашептала миссис Кингсли. — Скоро Марианне будет нужна своя комната и большая кровать! Место Джефа свободно, можно будет устроить там детскую.

Забрать у меня дочь?! Вот она что задумала! Отобрать у меня мою девочку?!

— Всему свое время, — едва сдерживаясь, проговорила я.

После сна мы с Марианной вышли на прогулку. Коляска уже стесняла ребенка, она чуть не вываливалась из нее, поминутно подпрыгивая в восторге бытия. Красота Марианны, ее живость и веселый нрав рождали у меня законную гордость матери, оттесняя на задний план все другие эмоции. Я во все глаза смотрела на маленькое гибкое тельце, круглую головенку, вертевшуюся без устали во все стороны, раскидывая жиденькие пряди свернувшихся кольцами волос, обещавших со временем вырасти в мягкие, густые волны.

Стояла прекрасная погода. Недавно прошел ливень, освеживший воздух и вымывший до блеска траву и деревья. Закрывшиеся перед грозой цветы распустились во всей своей красе. Марианна смотрела и радовалась, вереща от избытка чувств.