Призрак прошлого

– Зэком я себя ощущаю, – вертя головой, проскрипел монашка-расстрига. – Почему я не могу жить, как хочу? Маринка, сестра моя, – может, а я не могу, да?

– Ваша сестра живет обычной для молодой женщины жизнью, – мягко произнес Андрей.

– А может, для меня такая жизнь тоже обычная?

Он поднял голову и глянул на Андрея блеклыми серыми глазами.

– Ну хорошо. А монастырь, религия как с этим соотносится?

– А красиво-то как! Свечи, рясы… Музыка душевная, пение. Мне там хорошо было.

«Тебе самая дорога в шоу-бизнес, друг. С распростертыми объятиями примут, как своего!» – согласился Андрей, наблюдая, как ожили и заблестели возведенные горе глаза собеседника.

– В искусстве себя попробовать не хотите?

– Я некрасивая.

«Что верно, то верно», – подумал Андрей, но сказал:

– Это вы напрасно. Да и умелый грим делает чудеса.

– Я ничего запомнить не могу. Память шибко плохая. Я и молитвы только по книжке читал. «Отче наш» только помню.

– Да, досадно… И какие же ваши планы на будущее?

Тот передернул плечами:

– Не знаю… Может, найду обитель, где таких, как я, принимают. Есть такая, не знаешь?

«Каких – таких?!»

– Нет… Но можно поискать. Свяжетесь со мной через несколько дней? – кивнул Андрей, протягивая бедолаге визитку.

– Деньжат не подкинешь? – понизив голос, попросил тот. – Я без копья. Домой доехать не на что.

«Пора линять, а то на постой проситься начнет», – забеспокоился Андрей, незаметно вынимая из бумажника две сотенных, – в комнату через окошечко регулярно заглядывал дежурный.

– Это… много, – нерешительно промямлил маргинал, жадно глядя на купюры.

– Ничего, берите.

– А хочешь, я тебе еще что-нибудь расскажу? Там, про детство…

– Ну, когда выйдете, позвоните – тогда и поговорим.

– А, – разочаровался тот. – Тогда…

– …Ну и как впечатления? – оживился майор Загашников, увидев Андрея.

– Да несчастный человек-то. Он же себя вообще никак не ощущает. Впору в приют при монастыре отправлять. Вопрос при каком – при мужском или при женском. Ладно, спасибо за материал. Пришлю на сверку.

– …Как съездил, богатырь?! – радостно обернулся Борода, когда Андрей прибыл в редакцию. – Чего не весел-то? Загашников обидел?

– Нет, майор просто душка. Но в истории этой смешного, а тем более радостного мало.

– А чегой-то? – продолжал резвиться главред. – Это ж конфетка – мужик в бабьем подряснике в женском монастыре… Мурмелад! Три месяца там балдел, гад, – и никто не догадывался!

– Этот Марина-Максима не догадывается, кто оно на самом деле. Это совсем не радует. Я матушке настоятельнице позвоню, Михал Юрич?

– Звони, сынок! Сегодня съездишь? Машина свободна.

– Вряд ли. Настроения нет. Я лучше мальчика из холодильника доделаю. А к матушке – как получится.

О чем, собственно, расспрашивать игуменью, Андрей пока не придумал, сел за компьютер, чтобы просмотреть еще раз статью о маленьком «затворнике». Материал вышел жалостный, но полемичный – за детьми не смотрите, мамы-папы дорогие!

Видя, что время поджимает, Андрей все-таки набрал номер обители. Сестричка на том конце спросила кого-то, где матушка настоятельница, и через минуту игуменья взяла трубку:

– Ну, вы, как я понимаю, из-за этого случая с… молодым человеком?

Тон у нее был суховатый, она явно была не расположена обсуждать тему.

– В общем да. Это Михал Юрича задание. Но в общем, вы же знаете, я просто пользуюсь любым предлогом, чтобы у вас побывать, оторвать вас от важных дел…

Андрей подпустил в голос улыбку, не слыша возражений, добавил:

– Может, вы мне еще что-то расскажете, ну, менее скандальное. А?

– Ну хорошо, приезжайте. До шести вечера. У нас тут большой молебен с катавасией…

– С чем, с чем?! – против собственной воли прыснул в трубку Андрей.

– С катавасией, – повторила матушка терпеливо, но Андрей понял по голосу, что она тоже улыбается. – Приезжайте, я вам разъясню на месте.

Голубинский монастырь выплыл из-за пригорка как всегда – чуть неожиданно и вдохновенно. Теперь его от дороги отделяло не зеленое поле, а широкая полоса лимонно-желтого цвета.

«Надо спросить, что это такое. Красиво – аж жуть!»

День был теплый, но не очень солнечный, на фоне бледно-голубого неба желтое поле просто сияло.

Пройдя на территорию, Андрей обнаружил некое волнение, не свойственное обыкновенному, непраздничному дню. По двору сновали насельницы, к чему-то явно готовясь и нервничая.

«Это что – и есть катавасия?» – опять ухмыльнулся Андрей, но принял благопристойное выражение лица и прошел в офис.

– Ну что вам сказать о произошедшем, – вздохнула игуменья. – Психически нездоровый человек воспользовался нашим доверием. Был разоблачен совершенно случайно и закономерно выдворен из обители. Если вы с ним говорили, знаете, пожалуй, больше меня.

– Не прокляли вы его?

– Церковь никого никогда не проклинает. Или почти никогда. А у меня вообще нет такого права.

– А как в принципе православие относится к трансвестизму, перемене пола?

– Крайне отрицательно. Как Господь распорядился, так тому и быть.

– Но если человек не может жить таким, каким родился? Не может смириться с данностью?