Призрак Проститутки

В первой половине января пришло еще одно длинное письмо от моего отца. Я не мог не восхититься его способностью находить лекарства от подавленного состояния.

12 января 1961 года

Сын!

Берегись меланхолии, издавна присущей Хаббардам. Я был сильно потрясен, прочитав вчера, что 10 января умер Дэшилл Хэмметт [167]. Когда я открыл газету с этим известием, по радио играли эту жуткую новую песенку «Пошли твистовать». Я тотчас позвонил Лиллиан Хелман, чтобы выразить свое соболезнование, — мы не разговаривали с ней лет десять, но, по-моему, она была рада услышать мой голос. Не знаю, говорил ли я тебе, но Лиллиан тоже мой давний друг. Признаю всю странность нашей дружбы, но в те дни, когда мы выпивали с Хэмметтом, до Лиллиан дошел слух, что я из «шито-крыто». Это ее ничуть не смутило. Я не из тех, кто целуется, а потом болтает об этом, тем не менее скажу, что руки мисс Хелман так и тянулись к этому тогда молодому мясу и костям. Некоторые знакомые мне казановы называли это «зовом охотничьих рогов»: ищите добрую христианку. Передам-ка я тебе, сын, рецепт от испещренного боевыми шрамами отца: найди себе еврейскую девушку с сильным характером и ярко выраженными левацкими взглядами. Для таких, как я, лучше подобных дамочек ничего быть не может.

Я тебе рассказываю эти школьные истории, чтобы объяснить природу дружбы с Хэмметтом. Он знал о моем романе с Лиллиан. По-моему, даже одобрял его. Это был самый заядлый коммунист, какого мне пришлось видеть. Дело в том, что Лиллиан по-прежнему обожала Хэмметта, но он допился до того, что уже давно утратил всякую способность к супружеским отношениям. Ну и коль скоро должны были появиться другие мужчины, так как Лиллиан — женщина неуемных аппетитов (я называл ее Екатериной Великой, что ей очень нравилось), Дэш не возражал участвовать в отборе. Он был всецело за наш роман. Однако я никогда не обманывался. Любила-то она Дэшилла. Он был бессмертен. Не как Бог, а как высохший серебристый ангел, кусок дерева, выброшенный волной на берег вечности. Трудно поверить, что его нет с нами.

Я уважал его не только как писателя, но и как человека. Он никогда не пытался вытрясти из меня литературный материал. Думаю, он с почтением относился к тому, что мы работаем под колпаком. Такое у меня впечатление, что, выпивая со мной, он достаточно поднабрался сложностей нашей закодированной работы, так что, если бы захотел, вполне мог поместить меня в свою книгу. Классный был джентльмен, и вот его нет.

Как тебе известно из моего последнего письма, меня «посадили в холодильник». По-моему, самый большой холод был около 18 декабря. Это, безусловно, испортило мне все Рождество. Но, так или иначе, мы все находились под колпаком. Восемнадцатого декабря Даллес и его любимчик, заместитель генерального директора Кейбелл, пригласили Барнса, Биссела и меня, а также офицеров, руководящих проектом, для того, чтобы обсудить кубинскую ситуацию в свете прихода Кеннеди к власти. Аллен хотел просмотреть все наши просчеты и все, в чем мы были правы, с тем, чтобы подготовиться к критике.

Последовало немало весьма удручающих сообщений. Слишком много наших сетей пришлось сворачивать. И наши попытки парашютирования были отменены. Мы использовали бывших пилотов коммерческих авиалиний «Эр Кубана», а эти парни не умеют подвести самолет к нужной точке. Они так долго летали между Майами и Гаваной, ведя машины с помощью радара, что утратили способность точечной ориентировки. Всякий раз пролетали мимо цели. Собственно, единственное точное сбрасывание произошло в тот провальный раз, когда в дело вмешался его высочество генерал Кейбелл.

Мы переправляли оружие одной группе, и Кейбелл пожелал узнать, насколько загружен самолет. Ему ответили: на одну десятую вместимости. «Это расточительство! — воскликнул Кейбелл. — Как можно посылать самолет на девять десятых пустой! Загрузите его рисом и бобами. Наша кубинская команда наверняка сумеет это использовать».

Сбрасывание должно было произойти точно в указанном месте. И получателей было слишком мало, чтобы принять груз.

«Я не желаю об этом слышать, — заявил Кейбелл. — Предупредите их заранее».

Давид Филлипс, один из наших латиноамериканских сотрудников, сказал Кейбеллу: «Генерал, я провел четыре из последних шести лет на Кубе. Рис и бобы там национальная еда. И уверяю вас, недостатка в них нет».

Кейбелл ответил: «Когда-нибудь слышал о Комиссии по ассигнованиям? Я не собираюсь отправляться в Капитолий и объяснять какому-то конгрессмену, почему мы послали самолет на девять десятых пустой. Так что загрузите рис и бобы».

Это была та единственная ночь, сын, когда наш самолет прилетел точно к цели. По радио пришло сообщение, свидетельствовавшее о таком возмущении, что оно даже было составлено по-английски: СУКИН ТЫ СЫН, НАС ЧУТЬ НЕ УБИЛО МЕШКАМИ С РИСОМ. ВЫ ТАМ ЧТО, РЕХНУЛИСЬ?