Призрак Проститутки

После 14 октября Вашингтон стал напоминать мне судно с огромной пробоиной в борту — ее размеры не оставляли ни малейших надежд на спасение. Всю эту неделю люди судорожно хватались за телефонные трубки. Тем, кто работал в эти дни в столице, еще раз стало совершенно ясно, что Вашингтон — это Книга Тайн, и соотношение Человека и Истории определяется количеством наперсников, дарящих доступ к этому фолианту. Слухи обрушивались на столичные берега, как цунами. В Белом доме, в министерствах и Госдепартаменте окна горели всю ночь напролет. Люди ехали в час ночи к Белому дому, чтобы лишний раз убедиться — в окнах горит свет. Розен звонил мне по пять раз в день, чтобы поведать об очередном открытии, и требовал от меня подтверждения или опровержений — волей-неволей мне приходилось это делать: я был обязан Розену столькими подсказками, что не мог отмахнуться от него теперь, когда он звонил. Услышав в очередной раз в трубке его голос, я подумал, что если уж всем нам действительно суждено погибнуть в ядерном кошмаре, Розен покинет взорванную планету последним, лишь обзвонив всех своих должников.

Когда я заехал по делам в Пентагон, офицеры в коридорах напоминали диких лосей в лесах штата Мэн. Надвигавшаяся война возбуждала самцов — в этом я убедился раз и навсегда. Никто из этих людей понятия не имел, что с ними будет через неделю, станут они героями или погибнут, или все же останутся живы и даже будут повышены в чине, — атмосфера коллективной тревоги в коридорах Пентагона достигла точки кипения. Ведь почти все они готовились к этой великой минуте всю жизнь и в этом походили на весталку, которой суждено испытать плотское наслаждение только раз, но зато в святом храме, так что акт должен быть великолепен, иначе неверно был сделан выбор. Этот довольно оригинальный взгляд на моих собратьев в униформе не доставил мне особой радости — я тут же вынужден был признать, что все это относится и ко мне: если война против Кубы неизбежна, мне не отсидеться в тылу. А раз так, то лучше быть на поле брани, когда взорвется ракета. Плоть и сознание будут уничтожены мгновенно, зато душа воспарит, ибо такая смерть почетна. Можно ли утверждать, что это чувство менее сильное, чем вера?

Я вернулся во Флориду 21 октября, а вечером следующего дня президент Кеннеди объявил, что Советы разместили на Кубе пусковые установки для межконтинентальных ракет с ядерными боеголовками. Советский Союз лгал Соединенным Штатам, сказал президент. Кеннеди подписал приказ о морской и воздушной блокаде Кубы, чтобы воспрепятствовать дальнейшим поставкам на остров советского военного снаряжения. Если Куба применит ракеты, предупредил президент, Соединенные Штаты готовы дать сокрушительный отпор в ответ на эти «коварные, безответственные и провокационные действия, угрожающие миру на нашей планете».

Я слушал это выступление в компании Дикса Батлера. Все бары в Малой Гаване были забиты до отказа, и кубинские эмигранты плясали на перекрестках. Я был в бешенстве: моя страна — на грани полного уничтожения, всем, кого я знаю и люблю, грозят страшные бури или гибель, а эмигранты радуются: им, видите ли, померещился шанс вернуться на родину. Как все-таки немыслимо себялюбиво и эгоцентрично это племя, злобно скулящее при воспоминании о потерянных на Кубе деньгах, хотя многие из них быстро сумели приспособиться здесь, в Майами, и даже разбогатеть. Я давно убедился, что эти небедные кубинцы превосходно осведомлены обо всем, якобы полагающемся им по праву, но не желают и слышать о законных правах остальных. Они готовы пожертвовать моей великой страной, чтобы получить бороду Фиделя Кастро. Все эти мысли стремительно пронеслись в моей голове и исчезли, и вскоре я уже плясал на мостовой вместе с кубинцами и кубинками — пьяный Хаббард, не умеющий танцевать и даже, возможно, потерявший по этой причине любимую женщину, лихо отплясывал под кубинские ритмы, на целый час избавив свою задницу от контроля начальства.

Потом мы с Батлером нырнули в ближайший бар, добавили еще и дали тайный обет.

— Я больше не могу, — признался Дикс, — устал посылать их на верную смерть. Оттуда мало кто возвращается, а что я могу поделать? Хаббард, в такой критический час только Билл Харви может прийти нам на выручку. Он разрешит нам пойти с ними в рейд.

— Да, — сказал я, — я тоже хочу ступить на кубинскую землю. — Я был уже в стельку пьян.

— Вот именно, — сказал он. — Когда начнется война, кто-то из нас должен быть там, чтобы встретить наши войска.

И мы торжественно ударили по рукам.

Наутро я проснулся в смятении. Безотчетный страх и тяжелое похмелье приковали меня цепями к кровати. Чуть позже, повинуясь животным инстинктам алкоголика, я побрел на почту и достал из ячейки длинное послание Киттредж. Я распечатал и прочитал его там же, в помещении почты на Кокосовой аллее, и мне показалось, что прислано оно из другого полушария.

22 октября 1962 года, 23.00

Мой дорогой Гарри!