Это относится к Диксу и ко мне. Диксу это нравится. Он берет закрутку, затягивается, передает ее дальше и, вдыхая дым, говорит:
«Почему вы, мелкие сплетники, не прекратите жаловаться на Джона Судьбу?»
Это встречено хохотом. Вечер не лишен риска. В помещении человек двадцать, и Дикс мог бы справиться с большинством, но есть несколько…
«Я могу прояснить», — говорит Дикс.
Я чувствую себя слабой маленькой сестренкой. Предположим — я могу лишь предполагать, — мне придется иметь дело с одной третью или даже с половиной присутствующих, причем народ тут самый разный — от здоровенных детин до карлика-мексиканца по имени Голиаф, а по прозвищу Молоток, — говорят, он настоящий черт по части владения ножом. (Кому удастся уберечь ноги, сражаясь с Молотком?) Дикс, однако, всякий раз подзуживает его. Называет Ножными Кандалами, что вовсе не нравится Молотку. Ножными Кандалами здесь зовут мексиканцев.
«Не смей так говорить!»
«Ну, в таком случае, может, назвать тебя Горной Вершиной?»
Смущенный смешок.
Странно устроен мир. Мы в ЦРУ считаем себя по сравнению с ними такими порядочными. И тем не менее среди этих
койотов вдруг отыскивается настоящий ковбой, агент, на которого можно положиться.«Джерси X. — дятел, долбит себе и долбит», — гласит рекомендация. Перевод: «Нет парня храбрее».
Однако большинство обречены стать пьяницами, обречены погибнуть. Есть у них бездомные женщины, которых они называют «групповыми» — новое для меня словцо. Если женщина постарше и обладает известной силой, как, например, женщины-мотоциклистки, таких называют «мамы от земли». Я чувствую себя генералом Лэнсдейлом, познающим антропологию.
По сути, не так уж много вечеров заканчиваются сведением личных счетов, драками и кровопролитием (хотя за последний месяц я видел два таких вечера), но каждый посвящен триединству: пьянке, дракам и, из уважения к вам, — блуду; спорят лишь о том, что важнее — первое или второе. Люди всю ночь входят и выходят из сарая, и встречают их — если это не старые друзья или старые враги — в прямой зависимости от того, сколько ты принес вина. Ты — грязь, если пришел с пустыми руками.