Милицейский «уазик», натружено урча по серпантину улицы Войкова, взобрался на восточный склон Дарсана за семь минут. Жаров бросил взгляд на темные окна школы, где они учились с Вовой Пилипенко, когда-то неопределенно давно, совсем в другие времена. Овчарка сидела смирно, прижимая уши от резкого перепада давления. Кинологом был Леха Ярцев, бывший офицер, дослуживающий свой запас в милицейском питомнике. Он придерживал Ральфу за ошейник, успокаивающе поглаживая по холке.
– Здесь, что ли? – спросил водитель, имея в виду место убийства Кручинина.
Жаров и Ярцев вышли, кинолог заботливо, словно даму, вытянул собаку из машины. В темноте Жаров не сразу узнал место, изображенное на фотографии. В современной практике никто не обводил контуры тела, если убийство произошло на улице, чтобы не шокировать прохожих, но несколько меток положения конечностей по точкам, все же было сделано белой краской. Жаров увидел тот самый пучок травы, пробивающийся между камней тротуара, место, где лежала шляпа, пятно крови на ступеньке, словно брошенная красная тряпка. Ральфа возбужденно завертелась, Ярцев прижал ее голову к своим коленям.
Жаров огляделся. Это был небольшой тупичок, поднимающийся вверх по склону: такие устраивают на горных дорогах и крутых улицах, на случай, если откажут тормоза. С одной стороны улица была отсечена стеной, сложенной из крупного ялтинского камня, с другой был обрыв в чей-то сад, крыша дома начиналась прямо у ног. Улицы на склонах устроены так, что не заметишь происходящего в двух шагах от тебя. Именно здесь было совершено убийство, а в то же самое время под этой волнистой крышей из темно-зеленого еврошифера, может быть, кто-то пил чай… Весь город отсюда был виден, будто стоял вокруг черной сверкающей стеной, а далеко в море поблескивали огни тяжелого буксира, тянущего баржу из Босфора на Керчь. Трудно представить, что в этом мирном искрящемся мире всего лишь несколько часов назад случились такие жестокие и гнусные события.
Во имя чего? Подробности, возможно, вскоре выяснятся, или же, как оно чаще бывает, – не выяснятся никогда. Но мотивация у всех этих преступлений, как правило, одна – деньги. И тем более страшно, что в чью-то чудовищную игру был вовлечен ни в чем не повинный человек – бомж, спившийся учитель, который когда-то стучал мелом по доске, размахивал указкой, пытаясь вытащить из темноты невежества чьих-то детей… За гроши.
Ральфа взяла след сразу, потянув кинолога за собой на длинном поводке. Добежав до ближайшего «сократа» – лестницы, по которой можно было срезать, сократить поворот, собака залаяла туда, в черноту прохода.
– Отставить! – вдруг крикнул Жаров, поймав себя на том, что выражается по-военному, по-ментовски, настолько он уже вжился в образ за годы работы рука об руку со служителями порядка.
Он подбежал к «сократу» и посмотрел вниз, где в темноте тускло поблескивала каменная лестница, отполированная за последние сто лет миллионами башмаков.
– Это не тот след.
– Ты почем знаешь? – недовольно спросил Ярцев.
– Это либо обратный след бизнесмена, либо след учителя, когда он шел вверх, с Партизанской. А нам нужен след убийцы.
Ярцев оттащил Ральфу обратно, усадил ее, успокоил большой ладонью. Собака сначала покрутилась на месте, с тоской поглядывая по прежнему выбранному направлению, затем вдруг припала к земле. Новый след вел наверх.
Снова натянулся поводок во всю свою длину, и снова кинолог побежал за собакой. На сей раз, Жаров бросился за ним.
Поднявшись на один поворот, Ральфа вдруг резко завернула влево. Они пробежали под городской канатной дорогой, пустые железные кабинки мерно раскачивались на ветру, бликуя в свете луны, семья ежей прошелестела в кустах, собака повела головой в сторону, но Ярцев требовательно дернул ее за поводок.
Ральфа спускалась с Дарсана по улице Щорса, и пока было не ясно, куда именно выведет след – в сторону Коновальца или куда-то еще. Двое подростков, увидев бегущих за собакой людей, остановились, не донеся пивные бутылки до рта.
Внезапно Ральфа затормозила, набросилась на решетку водостока. Ярцев хотел было дернуть за поводок, но Жаров схватил его за рукав.
– Постой. Это неспроста.
Он нагнулся над решеткой, подергал ее. Так и есть: решетка болталась. Жаров приподнял ее и сдвинул на тротуар. Достал фонарик и посветил в неглубокий колодец. Внизу, по каменному желобу, бурля и искрясь, бежал поток.
– Это из-за дождя в горах, – задумчиво проговорил Жаров. – Обычно в таких ручьях лишь тоненькая струйка. Сейчас что угодно унесет.
Жаров пнул ногой кусок цемента, отколовшийся от кромки люка. Обломок смыло водой, едва он коснулся струи. Минут через пять, пронесясь по коммуникациям города, он навсегда исчезнет в пучине моря. То же самое уже произошло с арбалетом, и бесполезно его искать…
То есть – как? Жаров во второй раз за вечер поймал себя на идиотской мысли. Если киллер выбросил свое оружие в водосток, то как же он потом воспользовался им на мосту?
Но он определенно трогал решетку: служебная собака не человек и не может лгать. Но если киллер открывал люк, то для чего?