Призрак с Кейтер-стрит

Несомненно, это была правда, и Шарлотта ощутила некоторое чувство вины. Ненамеренно она подумала о Питте. Он заставлял ее видеть то, что она предпочитала не видеть, то, что раздражало ее, разрушало ее размеренную, спокойную жизнь, ее комфорт. И она очень не любила его за это.

— Я пыталась научить Верити видеть все вот таким образом, — говорила Марта, ее взгляд был обращен на Шарлотту. — У нее было так много хороших качеств, у бедной Верити…

— И, насколько я знаю, Хлою вы тоже знали достаточно хорошо. — В то мгновение, когда Шарлотта произнесла это, она поняла, что лучше бы ей промолчать. Это было жестокое напоминание, все равно как разбередить рану. Она увидела, как Марта напряглась, и спазм прошел по мышцам ее лица.

— Бедная Хлоя. — Она сказала это таким тоном, который Шарлотта не могла понять. — Такая легкомысленная, такая веселая… Смеялась, когда не нужно было. Стремилась попасть в общество. Я боюсь, что иногда в ее голове появлялись греховные мысли. Мысли о… — Она задыхалась. — Но давайте не будем говорить плохо о мертвых. Она заплатила за свой грех, и все, что было испорчено в ней, ушло.

Шарлотта посмотрела на Марту. Сильное честное лицо было полно смятения и тоски.

— Давайте поговорим о чем-нибудь еще. — Девушка твердо решила направить разговор в другую сторону. — Я скопировала несколько рецептов. Уверена, вас заинтересует по крайней мере один из них, потому что, я помню, Сара говорила, что вы просили рецепт фрикандо из телятины со шпинатом. Я слышала, у миссис Хилтон очень хорошая кухарка? Во всяком случае, так Данфи сказала маме.

— Да, конечно. И такая старательная, — согласилась Марта. — Она делает для церковных праздников и других подобных мероприятий великолепные пирожные. Не каждая кухарка может делать хорошее слоеное тесто, вы знаете. Они слишком долго его месят. А должно быть легко и быстро. Она также хорошо делает варенье и цукаты. Всегда посылала свою служанку разносить… — Марта осеклась, лицо побледнело, глаза снова наполнились страданием.

Шарлотта инстинктивно протянула ей руку:

— Я понимаю. Давайте не думать об этом. Мы уже не можем ничего изменить. Я сейчас найду рецепт фрикандо. — Она быстро встала. Марта последовала за ней.

Шарлотта обошла стол с другой стороны. Ей хотелось закончить разговор. Было трудно продолжать его. Она плохо вела эту необычную беседу, ей было глубоко жаль Марту по двум причинам: потому что она так сильно переживала смерть девушек, и за ее трудную жизнь с викарием, за ее судьбу, которая сейчас казалась ей такой же невыносимой, как все то, о чем раньше рассказывал ей Питт.

— Вот, — она протянула полоску бумаги. — Я уже сделала копию. Легко могу сделать другую. Пожалуйста, возьмите. И я настаиваю, чтобы Мэддок проводил вас до дома.

— Это необязательно, — Марта взяла рецепт, не глядя в него, — уверяю вас.

— Я отказываюсь разрешить вам уйти из моего дома одной, — твердо сказала Шарлотта. Она потянула за веревочку от колокольчика. — Я буду чувствовать себя виноватой весь вечер. Я заболею от беспокойства!

У Марты не оставалось другого выбора, кроме как принять предложение, и через десять минут она ушла, сопровождаемая Мэддоком, который покорно плелся сзади.

Шарлотте не удалось провести тихий, спокойный вечер, чтобы разобраться в своих спутанных чувствах. Возвратилась из гостей Эмили с потрясшим всех сообщением, что она пригласила на обед Джорджа Эшворда и ожидает его вскоре после семи часов.

Это известие привело всех обитателей дома в невообразимую панику. Только бабушка сумела извлечь из этого удовольствие. Она радовалась, наблюдая суматоху, и произнесла длинный монолог на тему, как нужно следить за домом, чтобы даже неожиданный визит членов королевской семьи был встречен достойно и соответствующим столом.

Эмили была слишком возбуждена, Кэролайн — слишком обеспокоена, Шарлотта — слишком переполнена собственными проблемами, чтобы отвечать бабушке. В конце концов Сара резко сказала ей, чтобы та держала язык за зубами, чем вызвала у бабушки приступ праведного гнева, такого сильного, что та была вынуждена пойти наверх и лечь.

— Здорово! — лаконично похвалила Шарлотта. Сара одарила ее улыбкой, первой улыбкой за несколько недель.

Все успокоились — по крайней мере, внешне — лишь за пять минут до появления Джорджа Эшворда. Семья сидела в гостиной. Эмили была одета в ярко-розовое платье, которое очень ей шло, несмотря на то, что расходы на новый наряд совсем не порадовали папу. Сара была одета в зеленое, которое тоже ей очень шло, а Шарлотта была в синевато-сером. Этот цвет она не любила до тех пор, пока не увидела свое отражение в зеркале и не поняла, как он подходит к ее глазам и к теплым тонам ее кожи и волос.

Она вспыхнула от неожиданности, когда Эшворд склонился над ее рукой и его одобрительный взгляд задержался на ней. Она не любила Джорджа, считала, что он относится к Эмили несерьезно, и ответила ему формально, без особой теплоты, не более мягко, чем того требовала вежливость.